А у них? Воины посмотрели на карету. Она была закрыта. Некоторые в надежде обратились к Дюну. Офицера уважали, но был он не особенно известен.
Мужчина постоял тихо, развернул лошадь и повёл её назад, на возвышенность.
Толстяк пришёл в восторг. Противник струсил и сбежал!
“Что, нечего ответить? Или пошёл звать узурпатора?”
Все ожидали от мужчины ответа, всё же он был своеобразным лицом королевской армии. Но ждать пришлось долго. Дюн томительно взобрался на возвышенность, прошёл немного и прокричал:
“Три тысячи четыреста сорок. Примерно”.
Его не поняли.
Карета не отозвалась.
Дюн горько улыбнулся и продолжил:
“Три тысячи четыреста сорок всадников, в задних рядах я вижу ополчение… Всё настолько плохо? Или вы сторожите тылы от эльфов”.
Голос офицера свистел как ветер на одинокой горе.
“Нам хватит пару атак чтобы смести вас. И мы почти никого не потеряем”.
Он пожал плечами:
“Сдавайтесь”.
Пот толстяка сделался холодным. Образ крепкой армии у него за спиной вдруг посыпался, и не только для него. Сами всадники тоже заметили свою слабость. Один рыцарь сдернул шлем и глянул назад, через ряды прочих. Он увидел в конце войска чахлых лошадей и неловких наездников, которые едва с ними справлялись, в одних кольчугах.
Его пробрала дрожь, словно он вдруг обнаружил себя голым.
Королевская армия наоборот, призадумалась и вдруг забыла все сомнения. Их была в два, нет больше чем в два раза больше. Они грозно выступили вперёд.
“Боишься!” Вдруг тот самый телохранитель, которому намечалась битва с королём, выбежал вперёд, скинул шлем и закричал во весь голос:
“Боишься узурпатор! Выходи на бой! Я тебя растерзаю! Убью!” Он казался безумным. Мелькнула стрела. Он свалился на землю и его крики, и так почти не отличимые от рёва бешеного зверя, утратили всякий смысл. Толстяк побледнел, у него подкосились жирные колени. Там, на верху, среди огромного войска лучник затягивал новую стрелу.
Возле него стоял юноша в красной рубахе. Рыцари заметили его и немедленно выставили щиты. Взмахом руки они приказал своим воинам отойти и присел на булыжник. Рядом встала горничная с фиолетовыми волосами.
“Много у вас ушло времени”. Сказал Артур, глядя на толстяка, который дрожал на земле, и ревущего на коленях телохранителя.
“Все с титулом ниже герцогского обязаны приветствовать короля на коленях, герцоги поклоном. Дворцовый этикет, том I-й. Я прав, Афер?”.
Принц обращался к второму телохранителю. Он стоял с опущенной головой. Его руки сняли шлем, открывая металлического оттенка волосы и длинную бороду. Спокойные серые глаза посередине.
Герцог Афер поклонился и произнёс размеренным, но громким голосом:
“Приветствую, ваше Величество”.
Артур ему не ответил. Пока рыцари с обеих сторон пытались прийти в себя, осознать разоблачение герцога — зачем ему было маскироваться? — принц рассматривал низину. Её щипали сиреневые тюльпаны.
“Хороший вид”. Сказал он беззаботно.
Аркадия проследила за направлением его взгляда.
“Наверное”. Согласилась девушка.
Её волосы были, всё же, более сиреневыми, чем тюльпаны.
“Но надо работать”. Сказал Артур с грустной усмешкой и спрыгнул со своего уютного сиденья — серый валун покрывал плотный слой мха.
“Афер, зачем была эта клоунада?” Криком спросил юноша.
Герцог медленно достал с пояса кинжал. Неподалёку извивался телохранитель — стрела пронзила ему голень. Он уже не кричал, но громко дышал и пучил глаза. Афер наклонился перед ним и одним движением перерезал горло, как раненой диче. Рыцари с обеих сторон смотрели на герцога с одинаковым удивлением и непониманием. Афер убрал кинжал и взял хлыст. Его толстый сын лежал на коленях и смотрел на отца как на палача.
Афер ударил его трижды, каждый раз в спину.
После первого взмаха толстяк завопил и упёрся головой в землю.
После второго по его тучным бокам потекла кровь, его глаза покраснели, он жевал землю.
После третьего толстяк обмяк и больше не шевелился.
Афер хлестал так быстро и мощно, что звук ударов пролетал мимо ушей.
“Ваше Величество”. Заговорил герцог, опускаясь на колени.
“Прошу простить меня и моего сына. Я хотел испытать его, даровал ему моё войско и позволил ему самому вас встретить, но он совершил глупость и оскорбил вас. Это наша общая вина. Накажите нас как считаете должным”.
Артур направился в низину, выбирая самую ровную тропинку. Дюн приказал рыцарям проводить короля. Всадники спускались за его спиною, поднимая горы пыли, сверкая как занесённый клинок. Рыцари Афера дрогнули
“Это шутка?” Спросил Артур и встал рядом с герцогом.
Афер молчал головой в землю.
“Твой сын взял твою армию и повёл её против меня, и ты об этом не знал?”
Афер ответил:
“Я приказал ему встретить вас, как он считает нужным. Я позволил ему самому понять меня правильно. Теперь я рад, что тайно шёл вместе с ним и следил”.
Многие рыцари осторожно кивнули. Герцог Афер всегда был невозмутимым, но страшным человеком. Он решался на безумные поступки и, хотя обычно показывал нечеловеческое спокойствие, иногда творил немыслимое. Однажды его казначея поймали на краже из казны — это каралось смертью ему и всей его семье. Казначей знал свою судьбу, его дом оцепили.
Тогда Афер навестил виноватого. Герцог пришёл в его поместье один, вечером, совершенно без охраны и потребовал устроить себе ужин. Казначей мог убить его чтобы отомстить, жена казначея могла его отравить, дети казначея могли зарезать его в кровати — он отобедал и остался у них ночевать. Проснулся Афер целым и невредимым. Казначей и вся его семья проводили герцога поклоном.
На следующий день всех их казнили.
Кроме самого казначея.
С тех пор с ним не было нареканий.
Артур не слышал этой байки, а даже если бы слышал, всё равно бы поднял ногу и вдавил голову герцога грубой дорожной подошвой в землю; Афер смиренно размяк; напряглись рыцари, с обеих сторон.
Все они понимали: герцог перешёл черту, но наказание казалось им слишком суровым. Король давил не голову, он давил гордость герцога.
Какой-то всадник, стуча зубами, стоя под навесом из огромного знамени, оленя на волнах, не сдержался и обнажил на половину серый меч. И как назло хлынул ветер, знамя бросило в сторону, клинок поймал солнце и звякнул острым блеском, как ваза, разбитая в тихой комнате.
Незамедлительно все прочие мечи вынырнули из ножен, как серебряные рыбки. Армии смотрели друг на друга и видели ужас.
Недавно, когда напряжение пошло на спад, они незаметно перестали видеть друг друга врагами.
В битве это страшнее всего. На лбу Дюна выступил пот. Офицер, и не он один, взмолился чтобы его Величество проявить снисходительность.
Как ни
