времени всех работающих, и ты к этому подключишься, вникай, для пользы вникай в производство, отсюда и грамоту что на есть получишь практическую. Кстати, одну избушку крепенькую нужно возвести для конторы, в ней и добытое золото хранить придётся до отправки его в Иркутское губернское казначейство. Но знай, и всем рабочим, кто расспрашивать вздумает, объясни: расчёты в будущем завсегда планируется производить по окончании добычного сезона, по осени, как невозможно будет породу мыть. Деньгами на прииске выдач не будет, нечего баловать народ, их там тратить негде, и соблазн дурной велик. На приисках питание обеспечено будет, завоз продовольствия и иной товар доставим, кашевара одного или двоих завести можно, пищу готовить на все рты, а взыскивать или, так сказать, компенсировать затраты на содержание за всё и про всё с каждого производиться будет при окончательном расчёте. А как же иначе, даром хлеб есть и табак курить никому не позволим. Ну, это я тебе рассказываю, чтобы в курсе был, в целом этому надлежит кому заниматься — отправлю хозяйственника.
— А как же отдельно надзорным людям плату мне производить? — поинтересовался Севастьян.
— Пусть это тебя не тревожит, надзор по своим государственным ставкам заработную плату имеет, по ним решает их вышестоящее начальство. Коль вопрос задал, просвещу: с тысяча восемьсот тридцать восьмого года введён налог на содержание полиции, в том числе и казачьей стражи. Термин есть такой — пофунтовый сбор. С меня как с золотопромышленника за каждые добытые на прииске два пуда будут взымать по четыре рубля за каждый фунт, а если мы с тобой намоем больше десяти пудов, придётся мне выложить налог в двойном размере за каждый фунт. Вот так, в жизни за всё платить приходится, а в таком деле скупиться не следует, себе дороже станет. Да и потом, их жалованье не будет тебя касаться, ни с боку, ни с припёку.
— Поня-ятно, — протянул Севастьян. — Так, может, кого наберу из людей, аванс им выдать, люди могут часть денег потратить на закупку продовольствия, часть домашним оставят, всё-таки надолго дома покинут, ладно, если холостые, так и те одним табаком сыты не будут.
— Тоже правильно, давай так и поступим. На предстоящую зиму круп, муки, соли, табака и спичек в тайге не купишь, а остальное в лесах и речках имеется. К тому же деньги в тайге им ни к чему, тратить негде. На выданные деньги списки оформишь, напишешь фамилии рабочих, и подписи с них возьми, без росписи ни копейки на руки. Эти бумаги сохрани, передашь казначею, за все средства отчёт предо мною держать придётся. А кто, получив деньги, откажется на Хомолхо отправиться, скажем, передумает, так с них возврат потребуй. Не вернёт, поставь в известность исправника, он не только деньги, и душу с должника вытряхнет. Надо бы мне о таком подходе Рачковскому поведать, имею в виду выплату аванса рабочим на зиму до вашего отбытия из Олёкминска.
— Хорошо, уже проще — и деньги на руках у всех завербованных, и возможность самую потребную провизию закупить. А с мясом затруднений не вижу, тунгусы помогут, до того как снимутся с Кадали-Макита, и сами не без рук, по мере потребности добудем дикую живность, — заверил Севастьян.
— Сейчас мы с Кузьмой Гавриловичем думу думаем, где базу лучше устроить по перевалке грузов для приисков и путей перевозки золота. Олёкминск вроде бы и обустроен, сложившийся, и причал имеется, но далековато от Хомолхо. Та дорога, которую мы осилили, длинная и тернистая, и речки что Чара, что Жуя быстрые в течении, и часто шивера встречаются, так что гребцы каюков вряд ли их осилят, трудность физическая и по времени длительная.
— А зачем по Олёкме, Чаре и Жуе? Этот путь не из лёгких, но есть и иной, куда проще, — вставил своё слово Севастьян.
— Каков иной путь? — удивился Трубников.
— Если от Олёкминска считать, так по реке Лене до Мачи, а там тайгой по сопкам и склонам, где долинами речушек напрямки до Хомолхо. Такой дорогой я ноне прошёл, путь верный и ближний.
— А ну-ка, ну-ка, — оживился Трубников, достал карту, развернул и, найдя посёлок Олёкминск, провёл взглядом вверх по течению Лены, но с сожалением подметил: — Но я не вижу здесь населённого пункта Мача…
— Село малое, как год-два образовалось, там всего семей пять или шесть, слышал, к дальнейшему освоению люди готовятся, заселять земли. У одного из хозяев я обменял оленя на лодку-долблёнку и на ней спустился до Олёкминска.
— Так, так, а ну ткни пальцем, где эта деревушка.
Севастьян прильнул к карте и указал устье речки Мачи:
— Вот устье этой речки, а супротив на правом берегу Лены поселение и обосновалось с таким же названием.
— Так мы же его видели, когда шли вниз по Лене. Да, стояло несколько изб, но мы проплыли мимо. Ай да ладно, ладно намекнул, надо же, подсказка какая своевременная. Ай да Севастьян, абориген ты местный, ай да молодец, толковое предложение-с выдвинул. Порадуем Кузьму Гавриловича, такой вариант нас явно устроит — будем осваивать Мачу, устраивать, расширять посёлок, здесь и народ рабочий на зимовке будет проживать, хаты сами себе поставят, фельдшера направим, содержание ему определим. А на приисках зимние строения в таком случае нет нужды устраивать, достаточно тех, чтоб от дождей и ветров людям спрятаться, малых заморозков избежать. На Маче и скупка пушнины образуется, и товары повезут из Иркутской губернии, а предприимчивые люди сами на Маче и складов настроят, заезжий дом возведут и кабак откроют. Хороша идея, надо бы обдумать и устройство дороги от Мачи до Хомолхо, смотрю, вёрст немало, но нужна, особо нужна! — подчеркнул Трубников. — Но это дело будущего, развернёмся, пойдёт финансовая прибыль, дай Бог, и проложим дорогу, а пока тропами воспользуемся.
— Вы думаете, многие из Олёкминска на Мачу переселятся?
— Кто пожелает, их дело. Но перспектива другая, Севастьян, в эту зиму мы с советником, как уже говорил, гонцов разошлём по губерниям, вербовать народ на прииски. Сомневаться не приходится, люди потянутся из Енисейской и Иркутской губерний, с Забайкалья, с Амура и из других мест. Так что рабочей силы хоть отбавляй, сортируй трудящихся, выбор большой настанет, кто лень в работе покажет, тех метлой гнать, и пускай лёгкую жизнь в другом месте ищут.
— Кондрат Петрович, неловко спрашивать, но о моём довольствии могу знать?
— Отчего же, кладу сумму в размере двадцати рублей в месяц. Вот и считай, с половины сентября до середины мая это восемь месяцев, получается сто шестьдесят рублей. Устраивает?
— Возразить не могу, Кондрат Петрович, ещё как устраивает, — с довольным видом ответил Севастьян. — Есть с
