в большинстве своем, довольно скромно, но аккуратно. Мужчины в светлых рубашках и серых или даже черных костюмах, кто-то и в плащах, и многие с головными уборами в виде шляп классической формы, кепок или фуражек.
Женщины в демисезонных плащиках светлых тонов, кто-то в свитерах или в кофтах ручной вязки, надетых поверх платьев в горошек или блузок в полоску с кружевными воротничками и рукавами-фонариками в сочетании с расклешенными юбками чуть ниже колен. Некоторые гражданки с косынками на головах, кто-то в небольшой шляпке или в беретике, а многие совсем без головных уборов. Последние, скорее, из гражданок помоложе, демонстрирующих собственные прически публике.
Косметики на женских лицах почти не видно. Правда, у некоторых подведены глаза темным карандашом, а губы напомажены. Но это и весь макияж, еще и ногти тут дамы не красят. Высоких каблуков тоже нигде не заметно. Большинство женщин обуты в ботиночки со шнуровкой или в туфли-лодочки на среднем каблучке. И никаких вам «Лабутенов и восхитительных штанов». И никаких надувных губ и грудей. Все девушки исключительно натуральные.
И курят тут многие, кто хочет и как хочет. Да и с «Жигулевским» пивом в стеклянных бутылках ходят парни совершенно свободно, где хотят. А у пивных ларьков полно пьяненького народа околачивается. Хотя уже время позднее, и сами ларьки закрыты. Но продолжают возле них в сквериках находиться пьющие люди. Наряды милиции прохаживаются вдоль проспекта по двое, смотрят, конечно, за порядком, но замечания пьяным никто не делает, если только человек не дебоширит и не падает посреди улицы. Вот такая «тюрьма народов».
Глядя на беспечных парней, Александру тоже очень сильно захотелось холодного пива. Эх, взять бы сейчас «Жигулевского», да смешать с водкой, чтобы расслабиться и забыться! Да только нельзя. Если он уйдет в запой, то кто же Ленинград от немцев будет спасать? Нет, нельзя сейчас напиваться. «Ну, может быть, хотя бы маленькую?» – звала привычка. И только большим усилием воли Александр подавил в себе позыв организма к алкоголю. И решил, что придет на этот раз домой трезвым.
Чтобы отвлечься от своей зависимости, Саша продолжал внимательно смотреть вокруг и думал о том, как невероятно жалко, что многим ленинградцам суждено погибнуть. Только никто из гуляющих граждан ничем не напоминал тех самых несчастных блокадников, гибнущих от голода, холода, бомбежек и обстрелов. Обыкновенные городские жители со своими заботами и радостями. И возможно, никакой блокады они никогда и не испытают. Вот как наделает Леха гранатометов да самоходок, а может, еще и ракеты какие забацает. И будет немцам тогда кровавая каша из их собственных кишок!
Минут за двадцать Александр дошел до квартиры, где его ждала вся светящаяся от счастья при его появлении улыбающаяся молодая жена, которая сразу кинулась ему на шею и поцеловала. Она была рада еще и тому, что муж пришел домой совершенно трезвый. А мама уже легла спать. Потому молодые заперлись в своей комнате и предались чувствам, эмоциям и сексу. Однако долго наслаждаться друг другом им помешал приезд отца из Москвы. Оставив голую Наташку отдыхать под одеялом, Саша оделся и вышел встречать родителя. Ему не терпелось узнать, как прошла командировка.
Вроде бы отец приехал в хорошем настроении. На кухне за скромным ужином, состоящим из бутербродов с колбасой и чая, отец рассказал Александру, что встретился в Москве не только с наркомом флота и с начальником Генштаба, но и с самим товарищем Сталиным. И что вождь дал добро Жукову на развертывание войск. А также завтра должен быть подписан приказ о начале мобилизации в приграничных округах, но пока ограниченной и секретной, которая на первом этапе будет проводиться по предприятиям, которые способны предоставить войскам транспорт. А еще вождь подписал новую директиву о срочном развертывании войск второго эшелона по линии старой границы с занятием соответствующих укрепрайонов и дал указание начинать эвакуировать ценное оборудование, склады и архивы из приграничной полосы, а остальное готовить к уничтожению на случай оккупации немцами территории. Приграничное население тоже в течение двух недель будет вывозиться. Первыми, конечно, позаботятся об эвакуации семей командного состава и партийных работников. А еще Жуков сказал, что отведет авиацию с тех аэродромов, которые немцы собираются бомбить. А там поставит макеты самолетов из фанеры и устроит засады зенитчиков. Да и летчиков пошлет во встречный воздушный бой.
На вопрос про Балтфлот отец ответил, что Кузнецов на активные действия разрешения не дал. Зато такое разрешение дал Жуков, который пообещал заставить Кузнецова действовать соответствующей директивой. И скоро у наркома военмора не останется выбора. А Жуков, наоборот, хочет, чтобы флот вел себя очень решительно, топил вражеские минные заградители до того, как те поставят мины, мешал вражеским грузоперевозкам и угрожал портам, высаживал десанты в тылы противника и надежно держался на стратегически важных островах. И Жуков должен прислать на флот директиву Генштаба о взаимодействии флота и сухопутных сил, в рамках которой флот и будет, без оглядки на Кузнецова, переходить к активным действиям. И все это произойдет, как только сведения о дислокации немцев и финнов, поступившие от «Красного септета», перепроверят за ближайшие сутки.
За разговором отец и сын съели бутерброды, выпили по стакану чая и пошли спать. Завтра предстоял напряженный день. Обнимая молодую жену, которая уже спала, сам Александр долго не мог заснуть. Он думал о том, что известная ему история начинает меняться, а шансы на то, что отечественным армии и флоту удастся встретить врага по-другому, растут. Он еще не знал, как это будет, но чувствовал, что прошлое разгромное и позорное для Советского Союза начало войны уже вполне может не повториться.
Глава 18
Просыпались в семье Лебедевых рано. В шесть утра, раньше всех, вставал отец. За ним мама, а потом Наташа. А уже следом за женой, позже всех, просыпался Саша. Он рос единственным ребенком в очень обеспеченной, по советским понятиям, семье и потому получился довольно избалованным молодым человеком. Детство и юность он провел беззаботно. Да и повзрослевшему, все давалось ему в жизни, по-прежнему, довольно легко.
От мамы он унаследовал хорошую память и математические способности, а от отца перенял любовь к морю. Запомнить и выучить учебный материал для него никакого труда никогда не составляло. И если бы он был в должной мере усидчивым и трудолюбивым, то мог бы далеко пойти в своем развитии и сделать великолепную карьеру. Но ни к какой карьере он особо не стремился. Жил так, как будто плыл по течению. Обычно все за него решали родители.
