в какой-то мере это, конечно, именно спектакль, но лишь отчасти. Однако сама идея решать подобные вопросы в моем присутствии меня озадачивала. Что-то, видимо, товарищ Сталин хотел донести до моего сознания, но вот что именно, я пока не понимал.
— Мнение товарища Жукова мы услышали, — с расстановкой произнес Сталин, — а что скажет по этому вопросу непосредственный начальник товарища Нагулина? Борис Михайлович, как, на ваш взгляд, достоин ваш подчиненный генеральского звания?
— Мировая история знает немало молодых генералов, товарищ Сталин. В мирное время я бы десять раз подумал, стоит ли торопиться с подобным решением, но сейчас наша страна ведет войну. Возможно, самую страшную войну в истории. Все, что может приблизить нашу победу, должно быть немедленно пущено в дело. Я бы хотел напомнить товарищу Жукову, что военными успехами заслуги товарища Нагулина не ограничиваются. Помимо побед на полях сражений, он показал себя талантливым инженером-конструктором, создателем нового оружия, продемонстрировавшего высокую боевую эффективность. И генеральный штаб, и Наркомат внутренних дел поддерживали его инициативы в этом направлении, и эта поддержка дала положительные результаты. Я считаю, что товарищу Нагулину необходимо предоставить все возможности для продолжения этой работы, и генеральское звание, несомненно, ему в этом поможет.
— Вот видите, товарищ Нагулин, — неожиданно повернулся ко мне Сталин, — мнения членов Ставки разделились. А меня, товарищи, беспокоит еще один важный вопрос. Почему Герой Советского Союза, орденоносец и талантливый инженер-конструктор подполковник Нагулин до сих пор не является членом Коммунистической партии?
— Этот вопрос уже многократно поднимался, товарищ Сталин, — немедленно ответил Берия, — однако каждый раз его решение упиралось в одно труднопреодолимое обстоятельство. Подполковник Нагулин верующий. Он вырос в семье старообрядцев и категорически не желает отказываться от своих религиозных заблуждений.
— Это серьезная причина, — Сталин вновь перевел взгляд на меня. — Товарищ Берия рассказывал мне, что вы, товарищ Нагулин, хотели бы, чтобы СССР стал для вас новой Родиной. Но если это так, вам бы следовало принять те реалии, которые существуют в нашей стране. Мы ведем борьбу с религиозными заблуждениями, а вы, получается, идете вразрез с устремлениями всего советского народа и курсом Коммунистической партии.
Угрозы в словах Сталина я не слышал, но вопрос требовал ответа. Отказываться от религиозных убеждений было бы глупостью. Старообрядцы всегда держались за веру до последнего, и согласившись назвать ее мракобесием, я бы сломал свою и так не слишком убедительную легенду. В итоге, взвесив разные варианты, я выдал Вождю одну из старых заготовок, припасенных как раз на подобный случай.
— Товарищ Сталин, я не могу отказаться от своей веры, и дело даже не в том, что это противоречит моим представлениям о мире, основанным, с точки зрения материализма, на сплошной мистике и поповских выдумках. В отличие от большинства верующих, для которых религия является традицией, унаследованной от предков, для меня существование высших сил — научно доказанный факт. Все те способности, с помощью которых я достигаю столь высоких результатов в бою, неразрывно связаны с моей верой. Более того, во многом они на ней основаны. Если я откажусь от нее, исчезнут и эти возможности, а как совершенно справедливо заметил товарищ Шапошников, мы должны использовать для достижения победы все, что способно ее приблизить.
На несколько секунд в кабинете повисла напряженная тишина.
— Очень веский аргумент, — задумчиво произнес Сталин.
Вождь неторопливо достал трубку, покрутил ее в руках и вновь усмехнулся.
— Похоже, товарищи, придется нам привыкать к тому, что в Красной армии иногда встречаются не только очень молодые и беспартийные, но еще и верующие генералы. Надеюсь, товарищ Нагулин, вы воздержитесь от религиозной пропаганды и агитации в рядах наших вооруженных сил.
— Таких фактов не отмечалось, товарищ Сталин, — немедленно ответил Берия.
— Хорошо, товарищи. Значит, данный вопрос решен. Поздравляю вас, товарищ Нагулин, с новым званием. И раз уж вы теперь генерал-майор, Ставка с интересом выслушает ваше мнение о дальнейших планах противника. И, кстати, возможно, вам будет интересно узнать, что наш ультиматум о прекращении химической войны, переданный Гитлеру через болгар, до сих пор остается без ответа.
Это был еще один выпад в мою сторону. Идея с ультиматумом принадлежала мне, и то, что она не сработала, мне теперь ненавязчиво ставили в вину. Товарищ Сталин обожал подобную манеру общения с подчиненными, и к этому следовало привыкать. Нет ничего хуже, чем пытаться оправдываться в подобной ситуации, и делать этого я, естественно, не стал.
— Я ошибся, товарищ Сталин. Недооценил всю глубину нервного расстройства Гитлера. Похоже, военные неудачи на Восточном фронте окончательно надломили его психическое здоровье, которым немецкий диктатор и так не блистал.
— Не ошибается тот, кто ничего не делает, товарищ Нагулин, — Сталин указующе направил на меня мундштук зажатой в кулаке трубки, — Решение об отправке ультиматума принимали не вы, а Ставка, и решение это было правильным. Даже если он не достигнет результата, наше предложение неизбежно вызовет раскол среди высшего руководства вермахта.
— Власть Гитлера в Германии слишком сильна, — осторожно возразил Берия, — пока он жив, никто не посмеет ослушаться его прямого приказа.
— Мы отвлеклись, товарищи, — Сталин вновь посмотрел на меня, — За последний месяц товарищ Нагулин представил Ставке несколько прогнозов действий противника. Несмотря на то, что эти аналитические построения не всегда были подкреплены данными разведки и зачастую основывались на голых предположениях, в итоге все они оказались верными. До такой степени верными, что это не могло не привлечь нашего пристального внимания. Итак, товарищ генерал-майор, Ставка ждет от вас новый анализ ситуации.
Странность происходящего напрягала меня все больше. Анализ стратегического положения на фронтах — дело генштаба. Руководит генеральным штабом маршал Шапошников — весьма талантливый и опытный штабист, заслуженно занимающий эту должность. Подполковник я или генерал, но я нахожусь в подчинении у Шапошникова, и ставить мне задачу напрямую — нарушение армейских правил и традиций. Конфликт с начальником генштаба мне был совершенно не нужен, однако игнорировать прямое распоряжение Верховного главнокомандующего я тоже не мог.
— Товарищ Сталин, подготовка такого документа требует времени. По приказу товарища Шапошникова генштаб начал эту работу сразу после деблокады Ржевского котла. Мы приложим все усилия к тому, чтобы выводы генштаба по планам противника были готовы в течение суток.
— То, что вы не забываете о субординации, весьма похвально, — кивнул Сталин, — однако в данном случае нас интересует ваше личное мнение, как военного специалиста и аналитика. Где, на ваш взгляд, противник нанесет следующий удар?
Это был сложный вопрос. Сеть сателлитов, безусловно, делала меня самым информированным человеком на планете, но залезть в головы Гитлера и его генералов я все равно не мог, и выводы мне
