тут несете домыслы! Я офицер Русской армии!
Я отошел в сторону, и Костя приступил к делу. Били его долго. Порой менялись. Так били что уже и мне стало больно его прессовать сбитыми костяшками. Когда прапор потерял сознание, месить его уже не было смысла. На бетонном полу лежал один сплошной кровоподтек.
— Ну и что будем делать? Завтра продолжим?
— Да, идем по своим обычным делам, как стемнеет встречаемся тут. Сейчас по домам, только напоследок дай сделаю кое-что.
Нож Артура с легкостью срезал с прапора все шмотки, берцы я тоже стащил с него. Саныч валялся в чем мать родила, холодный подвал, отнюдь не придаст ему решимости. Застенки Ивана, дали мне понимание как ломаются люди. Хотя и самого где-то надломили. Видимо настало и моё время кого-нибудь сломать. Завтра поговорим.
На следующую ночь диалог повторился. Прапор снова отнекивался, несмотря на то что губы уже посинели и чувствовал он себя уже не так уверенно, как вчера.
— Мужики! Меня же уже ищут! Вы чего? Отпустите меня! Я никому не скажу о нашем недопонимании! Никто ничего не узнает!
— Саныч, вопросы те же что и вчера. Кто и когда завербовал, что обещали, какие у Креста планы? А за одно душу очисти, расскажи, как ребят убил на заставе.
Костя предлагал бить. А я, проезжая по Казакии насмотрелся как провинившихся кнутами бьют. С потолка свисал провод, срезал кусок длинной в метр. Провод оказался толщиной в палец, добротный. Взвесив его в руке, я принялся окучивать прапора по бокам и спине. Саныч визжал как свинья. После ударов оставались кровавые подтеки, в трех местах переборщил, и кожа лопнула. Бить пусть и виновного человека было страшно, совестно, даже жалко. Потом вспоминал окровавленную руку Нади, Пашу без ноги, обожженого Захара и ненависть заполняла сознание, а провод наполнял воздух свистом с новой силой. Это же он сука грузовики пропускал! Из-за этой твари всё случилось!
— Не надо! Пожалуйста!
— Да не надо, молчи до последнего. Еще день, другой, а потом сдохнешь от холода или от потери крови. Молчи! Не признавайся! Ты же русский офицер! Нахрен она тебе нужна?
— Кто? Кто она?
— Жизнь. Всё равно в твоей ни чего святого нет.
— У меня дочка, жена! Не убивайте! Они же одни останутся!
— А как тебя не убивать? Ты молчишь. Кучу людей на тот свет отправил прямо или косвенно. У нас, знаешь ли, ни одной причины нет, чтобы тебя отпустить. А вот за что убить, найдем, не переживай.
Равнодушный голос подействовал, но чтоб уж наверняка, я еще всыпал ему десять ударов проводом, даже когда тот начинал говорить.
— Я всё расскажу! Ай! За что? Я же готов! Ааааа! Стой! Не надо! Я всё скажу! Да остановись же ты!
— У тебя минута, если мне покажется твой рассказ скучным, мы продолжим. Кость, принеси пока стулья из актового зала.
Костя уставился на меня вопросительно.
— Если будет скучные истории рассказывать, так мы подогреем к ним интерес. Пятки подпалим, глядишь что-то поинтереснее придумает. Во! И железяку захвати какую-нибудь. Раскалим до бела, а потом заклеймим как предателя.
Костя усмехнулся и ушел. А прапор запел соловьем.
— Это я, я пропустил колонну когда напали на генерала! Я!
— Вот как. А когда на ферму напали?
— Тоже, тоже я.
— А как вышло что на погранзаставе в первый раз все целы остались, а когда генерала убили, то все пацаны умерли кроме тебя?
— В, в, в первый раз я, я, ребята спать отправил, сксказал чччто посторожу сам, мммаякнул Крестовцам и они тихо прошли, обратно другим пппутем пробибибивались что бы меня не подставить.
— Хорошо, а ребят как убили во второй раз?
— Мммашины гггромко ехали, пппотихому не получилось. Пришлось убрать ребят.
— Я тебя спросил почему? Как убили я тебя спрашиваю сука!
Провод разрезал воздух и ударил прапору по морде. Саныч нечленораздельно завыл и затараторил.
— Крестовцы, они ребят порезали, а меня вырубили что бы не было вопросов!
— Врёшь сука, по глазам вижу врешь!
Импровизированный хлыст летал в воздухе слева на право. По голове, по плечам, по заднице, спине, ногам, по шее!
— Это я! Ай! Я! Я их убил!
— Я знаю, что ты, я спрашиваю как?
— Отправил подремать, а потом одного за другим зарезал.
Прапор заплакал.
— Не верю я что в тебе человеческое что-то проснулось. Себя жалеешь сука.
— Я не хотел, правда!
— Если б не хотел, то не убивал бы. Что тебе Крест предложил?
— Сказал, что если он город захватит, то мне отдаст любой район под управление. Правой рукой сделает.
— Дурак, хоть соврал бы что жена с дочкой в заложниках у него и у тебя не было выбора, я б правду всё равно узнал, но так хоть пожил бы подольше.
— Кто еще замешан? Кто!?
— Я, я, я не знаю! Вроде только со мной работает!
Костя вернулся.
— Как крест выглядит? Кость, разводи костер, сейчас будем поджаривать эту свинью.
— Я правда не знаю! Я ничего не знаю. Я не видел его никогда!
Поникшим голосом запричитал прапор и знаете, я ему поверил.
— Я просто хотел пожить по-человечески хоть раз в жизни. Дать всё что заслуживают своей семье. Всю жизнь в армии и что она мне дала?
Прапор упал на пол и обмяк, из-под носа доносился какой-то бубнеж. Жалеет себя. Костя, окликнул меня.
— Макс, больше он ничего не расскажет нам интересного. Как подавали сигнал мы и сами видели, как информацией обмениваются, знаем. В расход его.
Слова Кости выбили меня из колеи, когда похищал прапора я понимал, что нужно сделать что бы получить информацию, но что делать дальше с ним, я не продумал.
— Что тебя смущает? Если отпустим его, то он сразу же Кресту маякнёт что раскрыт и хрен мы его достанем. А за одно к генералу побежит жаловаться на нас, как мы его честь опорочили. И ждет нас не возмездие, а в лучшем случае срок, а то и по закону военного времени к стенке поставят.
— Ты прав, но.
— Никаких НО, вот тебе нож, в расход его.
— Почему я?
— Мы с тобой полезем в осиное гнездо, хочу быть уверен, что ты готов пойти до конца.
Армейский нож лег мне в руку тяжким грузом. Да в новом мире мне приходилось убивать. Но каждый раз меня и самого пытались убить. То была самооборона. И зачастую всё происходило на автомате.
— Может я просто пристрелю его?
— Да, отличный план. И на звук выстрела сбегутся все патрули округи. Это
