что Ана широко раскрытыми глазами смотрит в изножье кровати. Рауль стоит в дверном проеме рядом с распростертым телом Джио с пистолетом в руке, а человек, который пробрался в спальню, истекает кровью на ковре. Я вскакиваю с кровати, мои застывшие мышцы внезапно снова работают, когда я бросаюсь к двум телохранителям.
— Он мертв? — Спрашиваю я отчаянно, опускаясь на колени рядом с Джио. Его голова свешивается набок, и я вижу, что его рубашка почти насквозь пропитана кровью.
Рауль опускается на колени рядом со мной.
— Нет, — хрипло говорит он. — По крайней мере, пока. Но нам нужно отвезти его в больницу. Я позвоню водителю. Мы отведем его в гараж и доставим туда так быстро, как сможем. — Он бросает взгляд на тело. — Мне нужно разобраться с этим.
— Я пойду с ним, — быстро говорю я. — Кто-то должен, и…
— София, ты не можешь! — Катерина восклицает. — Лука будет в ярости, если узнает, что ты ушла. Я могу пойти, если кому-то нужно…
— Этот человек собирался застрелить меня. — Я стискиваю зубы. — Джио получил пулю за меня, за всех нас троих. Меньшее, что я могу сделать, это пойти с ним.
— София… — начинает говорить Катерина, но Ана уже встает с кровати.
— Тогда мы пойдем с тобой, — решительно говорит она. — Мы все должны убедиться, что он доберется туда в целости и сохранности. И ты не должна быть одна. — Она тянется за парой джинсов, которые бросила на стул у окна, и осторожно натягивает их, стараясь не задеть тело на ковре. Катерина все еще неподвижна в постели, и я немного поражена тем, как хорошо Ана справляется с этим. Я всегда знала, что она довольно жесткая, но это удивительно даже для нее.
Я также не могу поверить, что я не развалилась на части. Единственная причина, по которой я думаю, что не развалилась, это то, что я сосредоточена на Джио, который к этому моменту полностью без сознания и все еще истекает кровью. Я слышу, как Рауль разговаривает по телефону прямо за дверью, и мгновение спустя он входит с полотенцем в руке.
— Положите это ему на плечо и держите там, — строго говорит он. — Пара парней поднимутся через минуту, чтобы помочь донести его до машины. Я разберусь с телом. Вам, девочки, нужно выйти из комнаты. Здесь сейчас не место для вас.
— Мы все едем в больницу, — твердо говорит Ана. — Давай, Катерина. Одевайся.
Я вижу, как Катерина начинает вставать с кровати, двигаясь скованно.
— Она не в состоянии, — говорит Рауль. — Я попрошу пару парней присмотреть за ней. Но никто из вас никуда не денется. — Он поворачивается ко мне лицом. — Лука оторвет мне голову, если узнает, что я выпустил тебя из этого пентхауса. Джио будет в порядке с парнями, которые пойдут с ним, а если нет, ты больше ничего не сможешь сделать.
Ана заметно ощетинивается, но ничего не говорит, когда проходит мимо Рауля и тела, присаживаясь на корточки рядом со мной.
— Все будет хорошо, — тихо говорит она, и я не знаю, к кому именно она обращается, ко мне, Джио или к самой себе. Но приятно слышать это вслух, даже если я не совсем в это верю.
— Я должна пойти, — начинаю говорить я, но выражение лица Рауля заставляет меня замолчать. Я знаю, что он прав, Лука, вероятно, убьет его, в буквальном смысле, если он позволит мне уйти. Будет достаточно плохо, когда он вернется и узнает, что кто-то вообще смог проникнуть в дом.
В глубине души я в ужасе и пытаюсь сдержаться. Если кто-то смог добраться до меня, до нас, даже при такой усиленной охране и двух телохранителях, патрулирующих квартиру, то это означает две вещи.
Во-первых, кто-то помог мужчине попасть внутрь.
И, во-вторых, для меня больше нигде не безопасно.
Я подавляю страх, когда мужчины поднимаются наверх, чтобы помочь отнести Джио вниз. Мы с Анной наблюдаем, стараясь не смотреть на перевернутый диван, или разбитое стекло, или другое тело на полу в гостиной. Я даже не знаю, кто это… это может быть кто-то из службы безопасности, или это может быть сообщник злоумышленника. Это ужасно, что я не знаю. Я чувствую дрожь и тошноту, вероятно, на грани шока, и Ана обнимает меня за талию, поддерживая рукой.
— Все в порядке, — повторяет она. — Все в порядке.
Но не имеет значения, сколько раз она это повторяет. В глубине души я знаю, что все не в порядке.
И я не уверена, что это когда-нибудь не повторится.
ЛУКА
Здесь легко потерять счет времени.
Вечеринка неуклонно накаляется по мере того, как становится темнее. Появляется все больше девушек, а парни становятся все развязнее. Макс и Берто оба нюхают кокаин с моделей, Макс с сисек брюнетки, а Берто с задницы рыжей. Через мгновение, спотыкаясь, входит Франко с тремя девушками на буксире. Он направляется к дивану, на котором я сижу, пытаясь игнорировать великолепную черноволосую девушку в кружевном белом белье, которая изо всех сил старается заставить меня трахнуть ее.
— Ты совсем один, Лука, — невнятно произносит он, явно пьяный. — Я знаю, о ком ты думаешь. И ты должен остановиться. — Он запинается на последних словах. — София, верно? Ну, трахни ее. Трахни свою жену. Тебе нужно трахнуться, чувак.
Он подталкивает всех трех девушек в мою сторону, и они падают ко мне, хихикая, когда падают на диван, одна из них прямо на меня. Все они едва одеты, повсюду сиськи и длинные волосы, и я стону, чувствуя, как болезненно пульсируют мои яйца. Я был напряжен большую часть дня, и это в сочетании с двумя обнаженными девушками в кресле напротив меня, запутавшиеся в шестьдесят девятой позе ради нашего удовольствия, не помогает.
Проблема в том, что я не хочу трахаться ни с кем из них. Я хочу сделать именно то, что Франко только что невнятно сказал мне, трахнуть свою жену. Но она на Манхэттене, а я здесь, в отеле с пятью парнями, которые не поймут, почему я не присоединяюсь к разврату, и, вероятно, утром будут обзывать меня всевозможными полушутливыми именами за это. Не то чтобы меня это волновало. Я не тринадцатилетний мальчик, чтобы обижаться из-за того, что кто-то дразнит меня за то, что я гей, потому что у меня не было секса. Но прямо сейчас я на пределе терпения, настолько возбужден, что готов взорваться, обеспокоен тем, что происходит дома, зол, что хочу свою жену, женщину, навязанную мне, на которую мне должно быть наплевать, и, прежде всего, ужасно трезв.
Я выпил пару рюмок, но не хотел напиваться. Мысль о том, чтобы накуриться, не кажется мне более привлекательной. И, несмотря на тот прискорбный факт, что большую часть дня я был тверд как
