только на свадьбе?
Наступление было подготовлено по всем правилам военной науки. Если бы не общение с Егором, Кира уже смутилась бы, почувствовала себя виноватой, покраснела и начала неловко оправдываться. Конечно, Егора следовало познакомить с родителями, но Кира опасалась этой встречи. И боялась она вовсе не того, как поведут себя родители и бабушка. Нет, в силу воспитания и прирожденной интеллигентности (шутка ли: четыре поколения дворян в анамнезе!) они будут лезть из кожи, чтобы быть любезными несмотря ни на что. Просто сам Егор совершенно не вписывался в эту гостиную, интерьер которой выдержан в пастельных тонах. Он абсолютно не смотрелся бы на кожаном диване, купленном за бешеные деньги в антикварном магазине с хрупкой чашкой из настоящего китайского фарфора в руке. Он не вписывался в быт Кириных родителей, хотя сама Кира на удивление органично, по крайней мере, как ей самой казалось, вписалась в его жизнь.
– Ты не ответила, Кира, – чуть повысила голос бабушка, и Кира, вздрогнув, вынырнула из пучины своих невеселых мыслей.
– Конечно, я вас познакомлю, – поспешно заверила Кира. – Я уверена: он вам понравится!
– Ты говорила, что у него есть родственники, – равнодушным тоном произнесла мать, но Кира знала, что она волнуется: конечно, себе в зятья она хотела бы круглого сироту, чтобы со стороны новоиспеченных родичей потом не было никаких проблем.
– У него мать и бабушка, – ответила Кира. – Я с ними уже познакомилась. Они живут в деревне.
– В деревне? – со священным ужасом в голосе переспросила мать и, не удержав мину, содрогнулась. – А он?
– У него квартира в городе, – успокоила Кира. – Но мне и в деревне понравилось. Там такой свежий воздух! Надо будет как-нибудь выбраться туда всем вместе!
– Ты хочешь жить в деревне? – поинтересовалась мать, пытаясь справиться с внезапно возникшим приступом истерического кашля.
– Я буду жить в городе, – ответила Кира.
– Пока, – добавила она из чистого упрямства. – А там будет видно.
– «Посмотрим!» – сказал слепой, – усмехнулась бабушка.
– Кира, я понимаю, что ты взрослая, умная и самостоятельная женщина, – мать при этих словах чуть заметно улыбнулась. – И знаю, что во мне сейчас говорит родительский эгоизм. Поэтому я прошу тебя только об одном: не наделай глупостей! Сто раз взвесь все перед тем, как принять решение!
– Хорошо, мама, не беспокойся за меня, я, правда, счастлива! – улыбнулась Кира.
– Я рада! – мать потянулась через стол и поцеловала Киру в щеку, – Я действительно рада за тебя.
Еще полчаса все трое беседовали ни о чем. Наконец, чай был благополучно выпит, пирожные съедены, и можно было ехать домой.
Кира долго одевалась, еще дольше прощалась с бабушкой, и наконец они с матерью спустились вниз. На улице было почти по-зимнему холодно, с неба сыпались редкие снежинки. Кира напоследок обняла мать и долго смотрела, как та идет к машине: спина прямая, как у балетного танцора, рука, затянутая в кожаную перчатку, небрежно придерживает разлетающиеся от ветра полы невесомой шубки. И ведь ни разу не поскользнется в неудобных сапогах на высоченной шпильке!
Наконец мать дошла до машины, уселась в нее, на прощание посигналила на прощание и, круто развернувшись, уехала. Кира еще некоторое время постояла на улице, пытаясь поймать ртом снежинку, потом устыдилась своего поведения и юркнула в спасительное тепло машины.
Она еще раз попыталась дозвониться до Егора, но тот не отвечал. Медленно тронувшись с места, Кира поехала по улице, погруженная в собственные размышления. Что-то никак не давало ей покоя. Но что? Какая-то мелочь, деталь, которую она пропустила.
Думать на голодный желудок, который уже не урчал, а выл, было просто невыносимо, и Кира, увидев вывеску «Кафе „Лучик“», решительно припарковалась. «Плевать на диету! Я не ела целый день – не считать же едой два птифура, съеденные у бабушки», – увещевала Кира свою не к месту разбушевавшуюся совесть. – «К тому же мне надо подумать, а у меня от голода мозги не работают!»
В кафе было тепло и малолюдно. Заняты были только два столика. За одним весело щебетали две девицы лет по семнадцать, за другим пила кофе влюбленная пара постарше. Кира уселась поближе к окну, чтобы видеть падающий снег.
– Что будем заказывать? – к столику тут же подлетела высокая черноволосая официантка, очевидно, скучающая от недостатка посетителей.
– Что-нибудь вкусное и горячее, – улыбнулась Кира.
– Тогда я рекомендую вам бифштекс и картофель-фри, – официантка улыбнулась в ответ.
Кира в ужасе представила, сколько калорий в картошке-фри, но проголодавшийся мозг отказывался ей подчиняться, и она против воли ответила:
– Давайте бифштекс с картошкой, большой овощной салат и латте.
– Подождите минутку! – официантка удалилась, а Кира вновь уставилась в окно.
Получив еду, она принялась не спеша пережевывать мясо, в то время, как ее мозги просто кипели от бесконечных мыслей. Кира вспоминала сегодняшний сон, после которого Егор в очередной раз успокаивал ее.
– При чем здесь кукла? Может быть, все дело в том, что я недавно смотрела свои фотографии и видела эту куклу на снимке? – размышляла Кира. – Но почему тогда меня это так тревожит?
Она прикрыла глаза, расслабилась и стала вспоминать. Вот они с Егором заходят в тот странный дом из ее сна, поднимаются по лестнице на второй этаж и попадают в детскую. Кровать под балдахином, пианино, полки… Полки с игрушками: медведи, зайцы, тигры – все явно купленные давно, сейчас таких уже не делают. Но все игрушки новые, чистые. И кукла! Широко распахнувшая наивные голубые глаза кукла в розовом платье с кружевными оборками. Кира была уверена на девяносто девять процентов, что это кукла с ее детской фотографии. Или просто похожая? Времени было еще не очень много, на улице было светло, и Кира решила прямо сейчас снова съездить в тот дом.
– Иначе я не усну! Я уже устала прятаться от действительности и бояться спать по ночам из-за того, что мне опять приснится кошмар, – лихорадочно бормотала она, допивая кофе и расплачиваясь с официанткой.
Выйдя на улицу, Кира поежилась: мороз крепчал, потуже затянула шарф, села в машину и решительно отъехала от кафе.
Он наблюдал, как она сидит за огромным, ярко освещенным окном кафе и как будто мучительно над чем-то раздумывает. Это так ясно читалось на ее хорошеньком личике! Физиономист он был неплохой, да! Он самодовольно улыбнулся. Жаль только, что эту цыпочку скоро придется убить. Интересно, она чувствует, что ее тридцатый день рождения так и не наступит?
