—Смотрятся отлично,— комментирует она, едва посмотрев на туфли. Всё её внимание сосредоточенно на моём лице.— Стелла, а можно вопрос?
Присев на кушетку, я прошу притихшую девушку-консультанта отнести покупку на кассу. С новым платьем будут смотреться отлично.
—Спрашивай, конечно.
—У тебя кто-то появился?
Одну за другой я высвобождаю ступни от туфель и аккуратно складываю пару в коробку. Надеваю босоножки и, выпрямившись, вопросительно смотрю на подругу:
—С чего такой вопрос?
—Я тебя давно знаю, Стелла. Ты изменилась. Улыбаешься, путешествие планируешь, обувь выбираешь. А то, что Роман в разъездах, тебя особо не заботит. Какой тут можно сделать вывод? Кто-то другой тебя радует.
Таня может сколько угодно щурить глаза, разыгрывая детектива,— откровенничать с ней я не планирую. Уж если по каким-то причинам я обманываю мужа, никто из моих знакомых не должен об этом знать. Ни к чему делать из Романа публичного рогоносца. Такого он точно не заслужил.
—Оказывается, хорошее настроение — признак интрижки. Учту. Кофе пойдём пить, или тебе уже ехать нужно?
Судя по мелькающим в её глазах подозрениям, Таня явно не хочет сдаваться, но тактично проглатывает свой следующий вопрос. И лишь когда мы подходим ко входу в кофейню, осторожно замечает:
—Ты ведь знаешь, что я никогда бы не осудила. Тем более что Роман сложный человек.
—А кто из нас лёгкий, Танюш?— нараспев отвечаю я, оглядывая зал в поисках свободного стола.— Вижу, у окна места есть. Пойдём?
За кофе мы обсуждаем работу Игната, учёбу их старшей дочери, Ольгиного нового ухажёра и не касаемся темы моего предположительного адюльтера. На муки совести у меня отведены специальные часы перед сном.
Я всё чаще задаюсь вопросом, как мне быть со всем этим… С Матвеем и с мужем. Иногда кажется, что я смогу ещё какое-то время ни о чём не думать и просто плыть по течению, особенно когда Роман говорит или делает что-то, что меня раздражает. Тогда совесть получает отгул, и я говорю себе, что пятьдесят процентов вины за мою измену лежат и на муже. Но стоит ему повести себя по-человечески, допустим, подойти ко мне утром и поцеловать в щёку, как я снова начинаю сгорать в огне презрения к себе. Думаю о том, что нужно наконец набраться смелости и сказать ему о разводе. Не потому, что я всерьёз рассчитываю на то, что мы с Матвеем будем вместе, а из потребности быть честной. Но потом у Романа возникает очередная командировка, и я облегчённо вздыхаю, что тяжёлый разговор можно ещё ненадолго отложить. Интересно, для таких, как я, есть определение? Слабовольная трусиха? Падшая женщина? Шлюха?
К счастью, мои терзания не системны. Сейчас мне, например, по-настоящему хорошо. Я улыбаюсь, потому что действительно хочется улыбаться, и покупаю туфли, потому что точно знаю, с чем надену их завтра на работу. С новым голубым платьем, подчёркивающим цвет глаз. Через полчаса Роман должен приземлиться в Копенгагене. Через час Матвей ждёт меня у себя дома.
—Ты ещё со мной погуляешь, или тебе пора?— спрашиваю я, когда официант приносит нам счёт.
—Я бы с удовольствием, но не смогу. Надо Маринку от репетитора забирать.
После ухода Тани я иду в свой любимый ювелирный бутик, на днях сообщивший о поступлении новой коллекции. Консультант показывает образцы колец, но мой взгляд сам собой падает на мужской браслет из белого золота. Минималистичный дизайн, матовая огранка и удобная застёжка с крошечными буквами логотипа. Матвею идеально подойдёт. Я прошу рассмотреть браслет поближе и, с минуту покрутив его в руке, сообщаю, что беру.
Пока девушка упаковывает его в коробку, вспоминаю, что, оказывается, люблю дарить подарки. Первое время ни один мой шопинг не обходился без какого-нибудь презента Роме, будь то галстук, запонки, новый портфель или ремень. Энтузиазм иссяк, когда выяснилось, что все эти вещи лежат забытыми без дела. Романтичной традицией носить подарки муж не проникся.
Едва дверь в квартиру Матвея захлопывается, он прижимает меня к себе и жадно вгрызается в рот. Я смеюсь, шутливо бью его по груди, но на поцелуй отвечаю. Запах кондиционера для белья, исходящий от его домашних футболок, в каком-то смысле стал моей зависимостью, так же как и касания. Я отвыкла от того, что меня трогают. Матвей же делает это постоянно: то обнимет, то поцелует туда, куда ему удобнее дотянуться, даже если это будет ступня. Его руки не знают покоя, когда он находится рядом.
—Ты голодная?— Опустив ладони мне на бёдра, он с улыбкой смотрит в глаза.— Я суши заказал.
Мягко высвободившись из объятий, я скидываю обувь и протягиваю ему пакет с подарком. Покупка браслета была порывом, но сейчас я вдруг начинаю волноваться. Может, зря я всё это затеяла? Вдруг Матвей расценит подарок как шаг к чему-то большему или как намёк, что он должен купить что-то в ответ? Чёрт, нужно было заранее об этом подумать.
—Что это?— Сосредоточенно сдвинув брови, он извлекает из пакета коробку.
—Браслет,— поясняю я очевидное, после того как отщёлкивается крышка.— Гуляла по магазинам и поняла, что тебе подойдёт.
Можно оставить Матвея разглядывать подарок, а самой пойти вымыть руки, но уж очень хочется посмотреть на его реакцию. Нравится ли ему? Как он вообще относится к подаркам?
—Спасибо.— С каменным лицом он захлопывает коробку, даже не удосужившись примерить то, что лежит внутри.— Но тебе лучше это вернуть. Я не приму.
Щёки вспыхивают так, словно мне отвесили пощёчину. Я смотрю на протянутый пакет и не знаю, что делать. Понятия не имею, как реагировать на такое пренебрежение. Пусть Роман не носил мои подарки, но он по крайней мере от них не отказывался.
—Я купила его для тебя,— тихо цежу, отступая назад. Со мной происходит то, что случается крайне редко: я уязвлена настолько сильно, что теряю над собой контроль.— Не хочешь носить браслет, так не нужно. Можно было просто убрать его в шкаф и не выставлять меня дурой.
Лицо Матвея покрыто красными пятнами, скулы напряжены. Таким я видела его лишь однажды: когда он вломился ко мне в кабинет, обвиняя в том, что я его оскорбила.
—Я не стану хранить у себя твои деньги. Сколько ты потратила на него? Сто тысяч? Двести? Мне не нужны такие подарки. Кто я по-твоему? Альфонс?
—А я, по-твоему, та, кто платит за секс?— рявкаю я. В глазах темнеет от гнева, и пакет из его рук я вырываю на ощупь.— Да пошёл ты к чёрту, понял?
Отвернувшись, лихорадочно шарю взглядом по полу в поисках туфель. Дура. Какого чёрта мне дался этот браслет? Он трахает меня — я кончаю. Отличные условия. К чему потребовалось всё усложнять? Для чего я вечно пытаюсь навязать свою заботу? Ну не ценят её, не нужна… Может быть, пора уже наконец прекратить?
—И куда ты собралась?— голос Матвея, раздавшийся за моей спиной, злой и раздражённый.
Ни черта он не милый зайчик, когда считает, что задета его гордость. Вот пусть с ней и остаётся, вспыльчивый придурок.
