Сай Нортон, стоя немного позади Кристал, бросил взгляд на портрет Мэннинга на мольберте.
Он не сомневался в правдивости рассказа Элизабет Мэннинг. Такое поведение было вполне характерным для Фредерика Мэннинга. Это объясняло почти все. Сай радовался, что человек, которым он так восхищался, оправдан или почти оправдан.
Но Г. М., на лице которого не дрогнул ни один мускул, выглядел безжалостным.
— Теперь насчет этих денег, — холодно заговорил он. — Какую сумму ваш муж собирался взять с собой в ваше второе свадебное путешествие?
Жена Мэннинга снова выпрямилась:
— Я не спрашивала. По-моему, он упоминал о двух или трех тысячах долларов.
— И сколько времени он намеревался оставаться «исчезнувшим»?
— Недолго! Около двух недель.
— Угу. Но если он хотел казаться даже мнимым беглецом, полиция стала бы его разыскивать. Как он мог садиться в самолет, останавливаться в гостиницах и пересекать мексиканскую границу, не будучи узнанным?
Улыбка на ее лице свидетельствовала о мнении, что все мужчины, в сущности, дети. Такой философии придерживается большинство женщин.
— В моей спальне, — она кивнула на бархатную занавесь-перегородку, — Фред хранил… ну, принадлежности для маскировки. Он говорил, что переоденется здесь.
— Когда придет сюда в девять вечера?
— Да.
— Неужели двух или трех тысяч долларов достаточно, чтобы сделать портфель набитым?
— О портфеле я ничего не слышала. — Женщина сдвинула тонкие брови. — Но не думаю, что он бы выглядел набитым, даже если бы деньги были в мелких купюрах.
— Согласен. Фред говорил вам, что собирается проделать трюк с исчезновением в бассейне?
— Да.
— И рассказывал, как именно он намерен это осуществить?
— Нет. Он сказал, что расскажет мне позже. Это доставляло ему удовольствие. Фреду нравилось мистифицировать людей.
— Это я заметил, — мрачно произнес Г. М. — Значит, он ничего вам не объяснил?
— Нет. Хотя подождите! Фред говорил, что это как-то связано с его шляпой.
Сначала часы и носки, а теперь шляпа! — подумал Сай.
— А он упоминал, что исчезнет в половине десятого утра? — осведомился Г. М.
— Не совсем.
— Что вы имеете в виду?
— Когда Фред последний раз звонил мне утром в понедельник, он сказал, что, вероятно, «исчезнет» следующим утром, но не сможет сразу приехать ко мне, так как у него назначена встреча в кенотафе на старом кладбище. — В глазах женщины мелькнуло отчаяние. — Я еще восемнадцать лет назад говорила, что на этом кладбище нужно повесить объявление: «Сдается».
— Кладбище сдается? Почему?
Вновь зазвонил телефон, царапая по напряженным нервам.
— Это опять Стаффи, — сказала Элизабет Мэннинг. — Пожалуйста, извините.
Она поспешила за занавесь. Сай еще никогда не видел Г. М. таким — он выглядел безжалостным, как палач.
— Стаффи никогда нельзя было подпускать к телефону, — проворчал Г. М. — Он путал сообщения и всегда звонил не вовремя, как сейчас. Ведь и часа не прошло с его прошлого звонка…
— Почему вы не можете быть с ней помягче? — хрипло осведомился Боб. Его кадык прыгал на длинной шее. — Почему вы должны разговаривать как коп?
Джин молча отвернулась, глядя на портрет отца. Но Кристал поддержала Боба:
— Вы не имеете права так себя вести, сэр Генри! И вы отлично это знаете!
— До сих пор я руководил вами правильно, не так ли? — огрызнулся Г. М.
Из-за занавеси доносился голос Элизабет Мэннинг. Она вошла в студию сгорбленная и побледневшая, но улыбнулась и снова опустилась на диван.
— Никаких изменений. Все то же самое. — Она посмотрела на Г. М. — Вы говорили…
— Кладбище сдается, — напомнил он.
— Ах да! — Она несколько оживилась. — Давным-давно, сэр Генри, четыре семейства совместно приобрели этот участок для кладбища. А когда мы поселились в Мараларче, Фред обнаружил, что здесь похоронены некоторые из его предков. Он хотел привести кладбище в порядок, но мистер ван Селларс воспротивился, считая, что в таком состоянии оно живописнее. Участок принадлежал ему, поэтому никто ничего не мог сделать. Фред недавно говорил мне, что один раз мистер ван Селларс подавал на него в суд. Г. М. провел руками по голове.
— А зачем объявление «Сдается»? — допытывался он.
— Для убийц.
— Что-что?!
— Я сама это предложила много лет назад. Понимаете, кенотаф Мэннинга и мавзолей Ренфилда напротив него на южной стороне никогда не открывались. На кладбище никто не ходил. Если у вас был ключ от мавзолея, вы могли бы убить кого-нибудь, запереть тело там, и никто никогда бы об этом не узнал — даже случайно.
— Да, — кивнул Г. М. — Я уже говорил вам, что ваш муж подвергся нападению в кенотафе.
Элизабет Мэннинг нервно облизнула губы:
— Вы имеете в виду, что я ответственна…
— Нет-нет! Но вы знали, что Фред должен был встретиться с кем-то в кенотафе. Он говорил вам, кто этот человек?
— Нет.
— И не дал никакого указания или хотя бы намека?
— Нет. — Она судорожно глотнула. — Кроме того, что это связано с членом семьи.
— С каким именно?
— Не знаю. Но он говорил серьезно. Фред сказал, что встреча не займет много времени, а потом он пойдет пешком по Фенимор-Купер-роуд до Ларчмонта и сядет там без трех минут восемь на поезд. После этого мы должны были встретиться.
Речь и поведение Элизабет Мэннинг заметно изменились. Она походила на девушку возраста Джин, как будто вернувшись в прошлое.
— Мы должны были встретиться, — повторила она.
Внезапно Боб Мэннинг склонился над спинкой кресла Г. М.
— С ней что-то не так! — с тревогой сказал он.
Женщина встала и медленно повернулась к детям.
— Простите. Я не сообщила вам, что действительно услышала по телефону. Ваш отец мертв.
Она впервые сказала «ваш отец».
В наступившем гробовом молчании женщина подошла к портрету Фредерика Мэннинга и протянула руку, словно собираясь коснуться его. Но ее колени подогнулись, и она тяжело опустилась на пол рядом с мольбертом.
— Что с ней? — снова спросил Боб. — Она в обмороке?
Выйдя из ступора, Г. М. опустился около женщины на колени.
— Нет, сынок, — ответил он. — Она отравилась.
Побледневшая Джин вскочила, опрокинув столик с журналами.
— «Если он умрет, я тоже умру», — процитировала Джин. — Она держала яд наготове, возле телефона!
