это сделали?
Фиолетовые глаза гоблина безучастно скользнули по ней, будто не замечая.
– Так пожелал наш владыка. Думаешь, твоя деревня единственная?
Девочку словно ударили под дых. Сколько еще деревень пали жертвой этих чудовищ?
– Чем больше насилия, жестокости и разрушений, тем могущественнее его власть. – Моргрен криво ухмыльнулся. – Он не ошибся, выбрав в союзники нас, Виктория. – Он неодобрительно покосился на пленницу. – Зато ты, судя по всему, переоценила свою подопечную.
С самым непроницаемым видом Охотница пожала плечами, не отводя взгляда от Дюжины.
– Мы заваливаем тоннели. Как только появится Морок, план вступит в новую фазу.
Виктория решительно поднялась с места. Лицо ее исказило отвратительное, садистское предвкушение.
– Пусть начнет с Семерки и Дюжины, – отрезала она. – А после займется Охотниками.
– Полностью согласен, – кивнул Моргрен.
Двое гоблинов переступили порог зала, волоча под руки тоненькую обмякшую фигурку с копной рыжих непокорных волос. Еще до того, как та встрепенулась, Дюжина безошибочно угадала в пленнице Семерку. Взгляды девочек встретились. Хотя голова и сердце разрывались от боли, Дюжина испытала прилив эмоций. Все, что она выстрадала вместе с отрядом, было ради этой хрупкой, осунувшейся девочки, которая относилась к ней тепло по поводу и без. Разве стоило оно того? Определенно стоило.
Семерку обуревали те же чувства. Надежда, радость и отчаяние промелькнули на ее лице, как облака на измученном бурей небе.
– Т-ты и п-правда здесь. – Слабый голосок Семерки заглушил окрик Моргрена, требовавшего принести стул.
Конвоиры поспешно поставили стул рядом с креслом Дюжины и привязали к нему Семерку. Ее лицо было бледным как мел, голубые глаза ввалились, щеки были покрыты синяками, разбитая губа кровоточила. Она была слаба, как котенок, и дрожала. Дюжина заподозрила, что ее почти не кормили. Праведный гнев вспыхнул в ее груди.
– Да, я здесь, – прошептала она. – Я пыталась тебя спасти, но в итоге все испортила.
– Нет, – возразила Семерка, – н-ничего т-ты не и-испортила. Откуда т-тебе…
– Молчать! – Моргрен стянул перчатку, на кончиках пальцев вспыхнул бледный огонек. Гоблин алчно взирал на свои руки, точно отказывался до конца поверить. Виктория с опаской наблюдала за его манипуляциями.
– Владыка сдержал слово, – бормотал Моргрен. – Скоро магия моего народа возродится, мы отвоюем прежние территории и с лихвой компенсируем десятилетия позора. – Он глянул на Семерку и хищно оскалился, обнажив острые клыки. – Начнем, пожалуй, с пещер. Им давно полагается принадлежать нам по праву. Лично я отправлюсь в Сверкающий грот и выковыряю все камушки из его стен. – К вящему ужасу Дюжины, он извлек из кармана ее лунный камень. – Это лишь малая толика богатств, которые вот-вот станут моими.
Гоблин опустил сферу на подлокотник пустого кресла. Забрезжив, она осветила оскверненный зал. Дюжиной овладела грусть пополам с раскаянием. Подарок Семерки спас ее от Игрекса, не раз выручал из беды. А теперь его отняли.
– Этому н-не бывать. – Худенькие плечи Семерки тряслись от негодования. – Никогда.
– Скоро мы выясним, правду ты говоришь или выдаешь желаемое за действительное, – осклабился гоблин. – Провидица!
– Истина – штука неуловимая, Моргрен. Я могу добыть лишь то, что таится в ее сознании и грезах, – донесся с порога жуткий монотонный голос.
Волосы на затылке Дюжины встали дыбом. Ее захлестнула волна первобытного страха, какой одолевает ребенка, посреди ночи заслышавшего вой волков.
Гоблины в испуге шарахнулись, даже Виктория содрогнулась. Моргрен же и бровью не повел и мазнул по Семерке взглядом, в котором светилось злорадное торжество.
– Как всегда, вовремя, – промурлыкал он.
Глава 42
В проеме возникла худая фигура в ниспадающем черном плаще. Несмотря на человеческие очертания, под капюшоном зияла тьма. Она не рассеялась, даже когда фигура шагнула в круг света, отбрасываемого лунным камнем. Из-под плаща не высовывались ступни, гробовую тишину не нарушал звук шагов. У Дюжины лихорадочно забилось сердце, ладони вспотели. Страх, казалось, змеился вокруг Морока, отравляя своим ядом всех присутствующих. Семерка тряслась так, что стул под нею ходил ходуном.
– Спасибо, что выкроили время. Ваши уникальные таланты придутся как нельзя кстати. – Моргрен был сама любезность, однако и он попятился, стоило Мороку приблизиться.
Виктория не скрывала своего отвращения и, поморщившись, отступила в сторону.
– Они всегда кстати, – замогильно донеслось из-под капюшона.
Собрав волю в кулак, Дюжина пыталась заглянуть в черный омут. Внезапно Морок уставился на нее в упор. Его взгляд угнетал физически, корежил, сокрушал так, что затрещали ребра. С губ девочки сорвался сдавленный крик. Перед глазами заплясали черные мухи.
Когда давление ослабло, Дюжина увидела, что Моргрен с Викторией стоят по обе стороны от Морока. Тот не шелохнулся, пока злодеи, забыв о пленницах, увлеченно переговаривались между собой.
– Д-дюжина, – тихо окликнула Семерка. Она дрожала всем телом, по лицу струился пот. – Он п-проникает в наш рас-судок, выведывает тайны. За этим его и позвали.
– Но как? – спросила Дюжина, стараясь не шевелить губами. Страх накатил с новой силой. На фоне открывшейся перспективы все пытки гоблинов, которые рисовало воображение, внезапно померкли.
– Он з-забирается в г-голову, – шепнула Семерка. – Н-не з-знаю как, но за-забирается.
К горлу подступила дурнота. Игрекс проник в ее разум, используя сокровенные воспоминания, чтобы заманить в ловушку. Дуб-Патриарх вывернул ей всю душу наизнанку и потехи ради разоблачил самые страшные секреты. А на что способен Морок?
– П-представь стену или океан, – сбивчиво шептала Семерка. – П-построй п-преграду, которую он не сможет п-преодолеть.
Она затравленно вскрикнула, когда Морок обратил на нее свой взор. Мгновение спустя он устремился к Дюжине, не дав той опомниться. Морок придвигался все ближе, стискивал ее своей аурой, лишая возможности дышать. Из раструбов плаща высунулись тоненькие, как спички, руки. Однако под капюшоном по-прежнему царила тьма. «А вдруг у него и вовсе нет лица?» – пронеслось в голове. Дюжина с трудом подавила рвущийся наружу крик.
Аккуратно, не торопясь, Морок стянул темные перчатки, обнажив мучнистую, цвета опарышей кожу и пальцы, покрытые причудливым узором из черных рун, которые извивались как живые.
По спине заструился холодный пот. Не успела Дюжина собраться с мыслями, как бледные ладони потянулись к ее лицу. Она понимала – сопротивляться бессмысленно, веревки на запястьях и лодыжках держали крепко. Отчетливо вспомнились последние минуты жизни Силвер, сраженной единственным касанием монстра.
От прикосновения ледяных пальцев в жилах застыла кровь. Мелькнула ослепительная вспышка, как будто под носом взорвали петарду, и перед внутренним взором запестрели образы. Ошеломленная, измученная, Дюжина не сразу поняла, что видит собственные воспоминания.
Органы чувств изнемогали под натиском звуков, ароматов и эмоций из прошлого. Назойливыми мотыльками они рябили перед глазами, замирали на секунду и вновь начинали неумолимый хоровод.
С нарастающей паникой Дюжина пыталась возвести стену, однако Морок смел ее одним махом, будто карточный домик. Он беспощадно рылся в ее сознании, проникая все глубже, пока поток воспоминаний не хлынул наружу.
Глава 43
Они с Фиалкой сидят на залитом солнцем лугу. Сестренка плетет кривобокую чашку из травы.
– Нет, не так, – поправляет старшая и терпеливо показывает, как надо.
Устроившись у камелька, мама расчесывает смоляные волосы Фиалки, пока те не начинают искрить. Синичка зеленеет от зависти: ну сколько можно, сейчас ее черед.
Она бредет по пустоши, гадая,
