Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
После обеда неизменно являлся отец. Это был вовсе не отец-весельчак и даже не отец-тиран, а старичок, сжимающий в руке букетик цветов, купленный второпях на бензоколонке, коньком которой все-таки была заправка автомобилей топливом, а не флористика. Старичок смотрел с нежностью и одновременно безнадежно на ту единственную женщину, которую он, как умел, любил и которая стольким пожертвовала ради того, чтобы остаться с ним. С каждым днем его походка становилась все более неуверенной, а лицо печальным по мере того, как он наблюдал медленное угасание своей жены. Жалость, которую я испытывала к нему, смешивалась с воспоминаниями о моих кошмарах, и прошлое вступало в схватку с настоящим.
На одиннадцатый день мать настолько ослабела, что не смогла дойти до ванной.
На двенадцатый день она уже не могла самостоятельно есть.
Точно так же, как много лет тому назад я втайне умоляла ее прочитать в моих глазах отчаянную просьбу о помощи, сейчас я молча молила ее попросить у меня прощения. Я знала, что только это поможет ей оборвать тончайшую нить, которая связывала ее с жизнью.
Когда отец приближался к ее постели, его походка становилась бодрее, а на лице появлялась улыбка, предназначенная только ей. Их незримая, но столь ощутимая связь питалась мощной энергией, которая одновременно истощала меня. Моим святилищем стала комната отдыха, компаньоном — книга, а кофе и сигареты выступали как успокоительные средства. В конце концов отец все-таки подошел ко мне.
— Антуанетта, — услышала я его голос, в котором отчетливо проступали жалобные нотки, удивившие меня, — она уже не вернется домой, это правда?
Я заглянула в запотевшие от слез окна его истерзанной души, где вместо уснувшей злобы поселилась печаль невосполнимой утраты. Я уже не искала конфронтации и не хотела ее, а потому устало ответила:
— Правда.
Встретив его вмиг погрустневший взгляд, я почувствовала, как во мне невольно шевельнулось сострадание, — и мысли унеслись на десятилетия назад, к воспоминаниям о веселом, красивом и добром отце, который однажды встречал нас в порту. Я с тоской подумала о том, как любила его в тот момент, когда он поднял меня в воздух и поцеловал маму. Этот миг как будто застыл во времени, и я снова увидела лицо матери, сиявшее оптимизмом, а с годами увядшее вместе с надеждами. Я едва не задохнулась от обиды, задавшись вопросом, как два человека, способных на такую большую любовь друг к другу, совершенно забыли о ребенке, которого сами же произвели на свет.
— Я знаю, — продолжил он, — что совершил страшный грех, но можем ли мы быть друзьями?
Слишком поздно, подумала я. Когда-то я хотела любви. Мечтала о ней. Теперь я уже никогда не смогу дать тебе свою любовь.
Слеза скатилась по его щеке. Усыпанная пигментными пятнами рука коснулась моей руки, и я на мгновение смягчилась и просто произнесла:
— Я твоя дочь.
Глава 20
Пришла Пасха, принеся с собой раннее лето, которое не только оживило пейзаж, но и наполнило наш дом оптимизмом. На протяжении нескольких недель отец вел себя безупречно, и во мне затеплилась надежда, что весельчак, каким его знали друзья и родственники, навсегда поселился в нашей семье. Мать, которая тоже была счастлива от его хорошего настроения, стала добрее и внимательнее ко мне. Должно быть, я вела себя примерно, думала я, ведь обычно мое поведение провоцировало его ярость, хотя мама ни разу не объяснила мне, в чем я была виновата.
Перед самым праздником мы переехали в собственный дом. Родители наконец нашли маленький коттедж по разумной цене на окраине Коулрейна. Теперь у мамы была работа, которая ей нравилась, а отец наконец-то купил машину своей мечты — подержанный «ягуар», который он любовно надраил перед тем, как поехать на нем к родственникам. Фурор, который он произвел, подкатив к дому стариков, разлился краской удовольствия на его лице, как это всегда бывало, когда он выслушивал восхищенные комплименты в свой адрес.
Умиротворенное состояние матери выражалось в том, что она постоянно напевала себе под нос мелодии Гленна Миллера, популярные в годы ее молодости. Поскольку оптимизм заразителен, я тоже принялась искать себе работу на предстоящие три недели каникул. И нашла ее в местной кондитерской. Мне хотелось быть независимой и иметь собственные деньги.
Я была так горда собой, когда в конце первой недели работы мне вручили коричневый конверт с жалованьем, и в выходной купила в секонд-хенде комплект энциклопедий и пару джинсов. Это было начало эры молодежной моды, и мне хотелось сменить школьную форму на что-то современное. Следующими покупками стали туфли без шнуровки и белая блузка.
Когда пасхальные каникулы закончились, в магазине согласились оставить меня работать по субботам. Это вселило в меня надежду скопить денег на велосипед. На этот раз я была решительно настроена не давать велосипед отцу. Впрочем, теперь, когда у него была любимая машина, можно было и не волноваться. Родители, казалось, были довольны моей активностью, и, хотя я постоянно с ужасом думала о том, что меня попросят делиться заработанными тяжким трудом деньгами, в тот период всеобщего счастья никто об этом не заикался. Мама даже восхищалась моими обновками.
Дом наполнился атмосферой счастья; я подружилась с одноклассницами, и, как мне казалось, родители с пониманием относились к моей новой, подростковой жизни. Внешне все так и выглядело. Но только внешне. Я полюбила виски; оно притупляло боль и взбадривало меня, при этом истощая морально и физически. Апатия, которую мама списывала на переходный возраст или критические дни, охватывала меня все чаще. Она мешала наслаждаться школьной дружбой, независимостью, которую давала работа, окрашивала мои дни в тусклый серый цвет, а ночи превращала в бесконечный кошмар. Сны, в которых за мной охотились, я падала, страдала от беспомощности, заставляли просыпаться среди ночи, и я подолгу лежала, мокрая от пота, не засыпая от страха перед возвращением ужаса.
Участившиеся притязания отца стали нормой моей жизни; омерзительный секс я запивала виски. Отца забавляло то, что я, протестуя против первого, с радостью принимала второе. Мои просьбы о выпивке обычно встречали отказ, и он нацеживал мне виски лишь несколько раз в неделю, приучая ценить его вкус. Я была слишком маленькой, чтобы покупать собственный алкоголь; следовало подождать еще три года.
Воскресенья стали днями семейного выхода. Отец усаживал нас в машину вместе с Джуди, теперь уже пожилой собакой. Соседи видели, как наша счастливая семья выезжает на дорогу и сворачивает к прибрежному городку Портстюарт. Просьба разрешить мне остаться дома, которую я высказала матери лишь однажды, вызвала такую бурю негодования, что я больше об этом не заикалась.
— Твой отец так много работает, — воскликнула она, — и в свой единственный выходной хочет сделать для нас что-то приятное. А ты неблагодарная. Не понимаю тебя, Антуанетта, и никогда не смогу понять.
И пожалуй, это было самое искреннее признание, которое я когда-либо от нее слышала.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
