нет. Просто посмотреть в глаза Виктрану, закинувшему меня в этот мир, но не рассказавшему о нём толком ничего. И одним лишь взглядом донести до него всё, что думаю, доходчивее, чем тысячей слов. Впрочем, могло ли это что-нибудь изменить?
Кая проплакала всю ночь, лишь под утро забывшись тревожным сном, наполненным кошмарами, содержания которых я не видел. Но это было и не нужно — чувства Каи были достаточно сильны, чтобы всё однозначно понять. А наутро она проснулась натуральной куклой с потухшим взглядом, напрочь утратившей мотивацию делать хоть что-нибудь. Мне мало что не криком пришлось её расшевеливать, заставлять умыться и спуститься поесть. Нет, Кая не сопротивлялась моим понуканиям, даже наоборот. Однако, она это делала явно не для себя. Из-за того скорее, что она была не единственным обитателем этого тела, так что элементарная порядочность требовала от неё хотя бы попытаться не создавать соседу неудобств. И, Боже, если я когда-то мечтал о том, чтобы стать причиной жить для красивой девушки, то я имел в виду совершенно не это!
Тормошить Каю, как-то пытаться убедить её, что не всё потеряно, я даже не пробовал. Просто не знал, с чего начать, и как не сделать хуже, не говоря уже о том, чтобы и вправду помочь. Впрочем, и позволить ей сидеть в четырёх стенах, упиваясь своим горем, было бы плохой идеей, так что я предложил ей немного пройтись. Уж вреда от этого точно не должно было образоваться, а там, глядишь, немного и в себя бы пришла. Кая, однако, отказалась. И тогда мне пришлось перефразировать своё предложение, радикально сменив в нём акценты. Сказать, что это именно я хочу прогуляться, и что это мне нельзя всё время сидеть в комнате. Вот к такому Кая прислушалась. Вскоре, однако, мне начало казаться, что всё это зря. Ожидаемой пользы прогулка не принесла никакой. Моя носительница не переключилась, она просто исполняла мою просьбу. Но делать было уже нечего. Разве что, поднапрячь мозги, задавшись вопросом, как я в самом деле могу до неё достучаться.
В эти раздумья я погрузился качественно, настолько, что толком и не разглядел города, по которому мы бродили. Никакого осмысленного результата это, впрочем, не принесло. У меня просто не было идей, как вытащить из депрессии человека, не настроенного в этом благородном деле с тобой сотрудничать. И от этого мне хотелось орать. Хотелось спросить у Каи, не особо стесняясь в выражениях, не слишком ли большое значение она придаёт своему матриаршему титулу, и не чёрт бы с ним. К счастью, мне хватило ума этого не сделать. А потом я и сам всё понял.
Проблема была в том, что Кая была и паладином Виктрана, и клановым матриархом во имя его. Довольно естественное сочетание, но вместе с тем и гремучее. Опасное тем, что Кая не разделяла эти свои ипостаси. И противоречия с тем, что она сказала мне ранее, здесь не было — это навыки могли быть автономными, смысл же для неё в обоих случаях был един. Служить покровителю. Теперь же всё выглядело так, будто ей дали понять, что она этого недостойна. И, будучи вполне способной понять умом, что это попросту несправедливо, она подсознательно запрещала себе это делать из-за веры, что несправедливым Виктран быть не может. Это сейчас и заставляло её так страдать.
Такое было непросто уложить в голове не шибко религиозному выходцу из не шибко религиозного мира. Но здесь это была данность. Здесь вера была неотъемлемой частью мировосприятия. Средневековье же, пусть и с приставкой «псевдо». И с этим я поделать ничего не мог.
Впрочем, вдруг осенило меня, не в том ли крылась разгадка? Я не мог ничего сделать во взаимоотношениях Каи и её бога. Но можно было зайти с другой стороны.
— Кая, — набрался я смелости, чтобы, наконец, заговорить, — я понимаю, как тебе сейчас плохо. Хотя, нет, прости. Ни черта я в этом не понимаю, просто вижу, что тебе тяжело. И, поверь, очень за тебя переживаю и очень тебе сочувствую. Но есть одна проблема. Подними голову, пожалуйста, и повернись, куда я скажу.
Девушка молча повиновалась.
— Отлично. Видишь замок? Там сейчас в темнице сидит наш друг. Да, и мой тоже. Как ты помнишь, мы малость поссорились, но прежде он успел несколько раз крепко меня выручить и буквально жизнь спасти, а такое для меня важно. Так вот, как думаешь, перчатки станут нас спрашивать, когда будут думать, что и когда с ним сделать? Или культисты эти долбанутые — они войдут в наше положение и подождут, пока ты оправишься, прежде чем убрать его, как они уже пытались сделать? Сейчас мы нужны Локрину. Ты нужна. Никто, кроме тебя, не в силах ему помочь. Так что прости за то, что я сейчас скажу. Соберись, тряпка. У тебя есть дело.
Некоторое время после моей пламенной речуги Кая просто продолжала смотреть на замок. Не бездеятельно. Снаружи так и могло показаться, но мне-то была видна вся буря разнородных и противоречивых эмоций, затопивших её сознание. Вычленить и распознать какую-то отдельную из них я не стал даже пытаться, слишком уж там всего было понамешано. По смыслу, однако, можно было догадаться, какого рода внутренняя борьба сейчас происходила. Хотя, конечно, я ничего не знал о ходе её мыслей, и это меня немного пугало.
Буря прекратилась так же внезапно, как и началась, сменившись твердокаменной злой решимостью совершить нечто, пока мне неведомое. Кая опустила глаза, глубоко вздохнула — и с напором атакующего носорога куда-то зашагала.
— Молодец, — поддержал её я, больше потому, что счёл это полезным, нежели и впрямь выражая одобрение неизвестным мне покуда мыслям. — Только один момент: куда мы идём?
— В храм, разумеется, — ответила Кая. — Ты же сам сказал, мне нужно собраться.
Очевидной прямой взаимосвязи между этими предложениями я не нашёл, во всяком случае, не такой, чтобы это было «разумеется». Не в полной мере мне было понятно и что моя носительница там собиралась делать. Успокоить нервы молитвой? Выпустить пар, отшибив идолу Виктрана голову? Но что бы там ни было, насколько бы оно ни было импульсивно и, возможно, разрушительно, препятствовать Кае в этом было нельзя. Не потому, что я не смог бы её остановить, почему-то у меня было ощущение, что как раз наоборот. Вот только не вернул бы я её тем самым к исходному состоянию?
К храму, что я нашёл крайне символичным, вели две дороги: пологий удобный серпантин и пересекавшая его на каждом витке
