и стал писать сообщение секретарше. У него даже рубашка почти не измялась. Так, только ширинка на брюках расстегнута и все. А я вся растрепанная, с опухшими от слез глазами и в платье, сбившнмся на талии. Сидела и ждала…
— Что?
Утонув в мыслях, я не заметила, что Макс на меня смотрит.
— Макс, я… Я не понимаю… Ты рад? — голос дрогнул. В горле собрался комок, в носу защипало.
Мужчина стушевался, отложив телефон, потер лицо, запустил пальцы в волосы. Усмехнулся.
— Ты прости, Свет, — сказал, обхватив руками мое лицо. Я почувствовала, что они холодные, как лед и немного дрожат. — Прости, я как дурак себя веду. Ни слова не сказал. Рад! Конечно рад. Просто в шоке немного, понимаешь? Как-то не осознаю еще. Но рад. Я… я еще тогда хотел с тобой ребенка.
Он стал слегка дергано целовать мои скулы, лоб, потом до губ добрался и задержался надолго.
— А ничего, что мы трахались? Ему как, нормально?
— Честно, не знаю, — внутри похолодело. — Но я себя отлично чувствую, к тому же мы вчера тоже…
— Да. Надо будет у врача уточнить, — он почесал в затылке. — Может, тебе нужно что-нибудь? Воды там принести?
— Нет, но… Я бы поела. Все стынет. Только в порядок себя приведу.
— Ага. Я тебя жду.
Я сбегала в ванную, смыла остатки макияжа, поправила прическу. Благодаря тому, что платье трикотажное, оно не измялось. Десять минут и я выглядела почти так же, как когда шла встречать Макса. Разве что была ненакрашена и глаза слегка покраснели. Зато они радостно блестели, а на щеках играл румянец. Истертые губы призывно алели. Я была какой-то по-особенному красивой. Необычной. А может, это только казалось. В любом случае, собственный внешний вид меня вполне устраивал.
Конечно же, никакие блюда не остыли. Заботливая и проворная Ольга за несколько минут все разогрела и подала к столу.
Как только мы начали есть, в дверь позвонили. Именно в дверь, не в домофон. И открывать пошел Макс. Мы кого-то ждем? Я с интересом выглянула в прихожую и прислушалась к разговору. Тот был коротким. Несколько секунд и Макс вернулся с букетом белоснежных роз, перевязанных белоснежной же шелковой лентой. Миниатюрный, пышный, он источал потрясающе нежный аромат. Так пахнуть могут только самые живые, натуральные розы. Полутораметровым «деревьям» такое не снилось.
— Милая, — протянул мне букет.
С улыбкой я сунула в него нос, вдыхая поглубже. Подоспевшая Ольга вскоре забрала у меня цветы затем, чтоб поставить их в вазу.
Мы принялись за еду. Та была потрясающе вкусной, а может переполняющее меня счастье просто усилило ощущения. Нет, конечно же, Ольга отлично готовила, однако я не помню, чтоб раньше у меня возникало желание вылизать тарелку.
Много говорили о будущем. Как-то неловко и в то же время радостно. Наверное так всегда бывает, когда двое людей только начинают привыкать к мысли, что скоро станут родителями и жизнь их кардинально изменится.
Глава 36
Макс
Я лежал в полумраке, иногда поглядывая на мою спящую малышку. Длинные волосы разметались по подушке и моей груди шелковистыми волнами. Овал тонкого миниатюрного лица, абрисы век, маленького носа и пухлых губок едва вырисовывались. Но, если б умел рисовать, то без труда воспроизвел бы на бумаге каждую ее черточку. А все равно смотреть хотелось неотрывно, но я боялся этим ее разбудить. Недавно ведь только уснула из-за всех этих эмоций.
Всех этих эмоций.
У нас с ней будет ребенок.
Вспомнил, как одиннадцать лет назад думал об этом. Мечтал. Заработать бабло, купить нам хату. Потом ей кольцо. С самым красивым, сверкающим, как солнце, бриллиантом. Который хоть на толику ей под стать. Предложение сделать. Свадьбу сыграть. А потом, чтоб сына мне родила. И дочку потом.
Тогда, в то время, в двадцать один год и сдырявыми карманами я, оказывается, ощущал большую готовность стать отцом. А сейчас…Я стал одним из самых алиятельных и опасных людей в городе. Бабла немеряно, лет за тридцатку перевалило, а меня кроет не по-детски. Потому, что Буш в затылок дышит и рано или поздно быть у нас войне. Войне, в которой малышка — мое слабое место, по которому обязательно попытются ударить. А если еще будет ребенок… Капец. Но, если по-чесноку, даже не столько в Буше дело. Его, как и любого другого, я быстрее на ремни порежу без ножа, чем позволю на пушечный выстрел подойти к Свете и… и к ребенку.
Сколько в том, что… Ну, какой из меня отец?
Вспоминал своего. Он ведь тоже бандосом был, как и я, и не важно, что наркоту в подворотнях толкал, а не в кабинете на вершине баснословно дорого бизнес-центра сидел, занимаясь «слиянием и поглощением». Мать любил. И меня тоже. Помню, как розы ей охапками таскал, как в любви признавался. Как со мной конструктор собирал. Водить учил, посадив себе на колени. Как стрелять из пистолета давал. Настоящего. Как мы втроем в парке гуляли, на атракционах катались. И как в первый класс меня с ветерком на «мерсе» вез.
Любил ведь. Это точно. Я точно это помнил.
А еще я помнил, как в нашу квартиру — крутую, в евроремонте, приехали менты. Как надели на отца наручники и увели под вопли матери предварительно раскурочив весь дом. Специально. По беспределу. Как мама не переставая рыдала потом. Как после суда, меня в школе, в третьем классе, сынком барыги прозвали. Все, даже учителя. Все, кроме Кира.
Мало было отцу любви этой, выходит, чтоб не подписать меня и мать на все дерьмо, что кроется за клеймом семьи наркодиллера. Не помогла она ему, не справился он. Но я его не виню. Давно уже не виню. Много лет… Скорее всего.
И как-то вдруг, внезапно, пришло ко мне понимание — не позволю я своему ребенку повторить мою судьбу. Не дам любимой женщине носить клеймо бандитской шлюхи. Не позволю и все. И отцом буду нормальным. Тем, которым мой ребенок сможет гордиться. Который сможет приходить к нему на футбольные матчи. И на школьные концерты. И на выпускной вечер. Под руку с его счастливой мамой. Тем, кто сможет стать ему не просто отцом, а хорошим примером.
Хорошим.
Да.
Всю свою жизнь я двигался от одной цели к другой. И каждая навая бал сложнее предыдущей. Выжить. Подняться. Получить. Сделать своей. Теперь у меня появилась новая цель. Пожалуй, сложнее всех вместе взятых, которые уже достиг.
Светало. Лучи ленивого осеннего солнца постепенно заползали
