– Ш-ш-ш! Он всегда все делает правильно, поверьте старой Виктории, если он привез вас сюда, значит, ему это доставило удовольствие. Да будет вам известно, что после смерти своей бедной матушки, на Святого Грегуара тому будет вот уже двадцать три года, ни одна женщина или девушка, кузина, нет ли, не ступала сюда ногой. Не считая, конечно, меня и девочек. Если вы здесь, значит, он счел вас достойной этой чести. А теперь спокойной ночи, мадемуазель Мелани… и добро пожаловать к нам!
Мелани проснулась много за полночь. От огня в камне остались одни угли, но они давали еще немного света. Достаточно, чтобы, проснувшись в незнакомой комнате, девушка сразу собралась с мыслями. Она долго лежала, не шевелясь, в приятно пахнущей лавандой постели, пытаясь уловить ночные шорохи незнакомого дома, но дом молчал. Не слышно было ни потрескивания старого дерева, ни топота мышиных лапок, ничего, что могло бы встревожить ее, нарушить глубокий покой, в котором отдыхали вещи и люди.
Мелани встала и подошла к окну, распахнув ставни. Мягкая, тихая ночь Прованса укрыла ее, как плащом. Ветер стих, вокруг стояла безмятежная тишь, освещаемая сиянием мириад звезд. Светлая ночь царила над миром, и темные кипарисы тщетно пытались усилить мрак. Ночной воздух был кристально чист. В нем смешались ароматы горных трав и едва уловимый запах теплого хлева, который, видимо, был где-то недалеко: до нее донеслось блеяние овцы, в ответ успокаивающе проухала сова.
Мелани почувствовала, что в душе у нее воцаряется мир. Жгучее разочарование, почти увлекшее ее в гибельное безумие, тоже стерлось из памяти, как дурной сон… Все исчезло, теперь она стояла на пороге нового мира, совсем не похожего на тот, что она ожидала увидеть в конце своего путешествия, на том краю двойной нитки рельсов. Из нее вышел никудышный канатоходец, она упала с этой натянутой нити и разбилась бы, если бы ее не удержали теплые сильные руки. Теперь она ощущала крепкие стены старой крепости, как надежное убежище.
Однако она сохранила достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что ее дорога здесь не кончается, хотя в эту минуту ей не хотелось никуда отсюда уходить. Она еще не понимала всех дел с Франсисом де Варенном, значит, здесь была лишь краткая остановка, чтобы набраться сил, перевести дыхание и определить свои координаты, как это делает капитан корабля в открытом море. Ей еще предстоят битвы, к ним надо подготовиться, чтобы выйти из них победительницей. Теперь ей предстояло бороться в одиночку, она считала себя свободной от брачных уз и в то же время от матери и отныне собиралась устраивать свою жизнь только по собственному усмотрению. Однако она всегда готова послушаться доброго совета, и как приятно будет знать, что где-то, в затерянном уголке Прованса, у нее всегда есть убежище… Если только Антуан Лоран одарит ее своей дружбой. Так по крайней мере она восприняла слова Виктории, считая их больше, чем просто вежливой фразой.
В последующие дни ее уверенность окрепла. Виктория нарядила ее в свои любимые цвета. Уже на следующий день после своего появления в замке Мелани, распустив по плечам волосы, в коротенькой юбочке и цветастой косынке вписалась в окружающую обстановку, будто всегда жила здесь. У нее появилось свое кольцо для салфетки, вырезанное Прюданом из оливы с выгравированной на нем буквой «М». Ее место за столом в большой кухне, где все питались, было по правую руку от Антуана Столовая в замке с ее картинами XVII века и мебелью эпохи Возрождения больше, чем жилые комнаты, походила на музей. Мелани могла ходить, где ей вздумается, и никто не спрашивал у нее отчета, а Антуан – меньше, чем кто-либо.
На следующий после приезда день он показал ей свои владения в сопровождении двух важных членов семейства, которые отсутствовали в день ее появления в замке. Это были пес Перси и кошка Полли. На высоких лапах, с мордой мрачной, но проникнутой озабоченностью по поводу своих хороших манер, Перси, английский сеттер, белый с оранжевыми пятнами, являл собой полную противоположность Полли. Та явилась результатом самых невообразимых скрещиваний, отчего у нее была тончайшая рыжая шерстка, белые «носочки» и белое же пятнышко между ушками.
В отсутствие Антуана, которого он обожал, Перси поддерживал добрые отношения со всеми собаками в округе, но особенно дружил с Сатюрненом, легавой аббата Белюга, настоятеля церкви в соседней деревушке, с которым они беззастенчиво браконьерствовали в окрестных лесах, когда не ухаживали за какой-нибудь местной жучкой. При этом они всегда с уважением относились к выбору своей «дамы». Их альтруизм заходил так далеко, что отвергнутый следил за тем, чтобы его счастливому приятелю никто не мешал. Что касается Полли, любимицы Виктории, это была сентиментальная натура, ей нравилось светлой ночью, взобравшись на самый верх старой башни, грезить о своем избраннике, сиамском коте с раскосыми глазами и загадочной улыбкой, покорившем ее сердце за те несколько недель, что его хозяйка провела в соседнем замке. С тех пор Полли ждала его, не подозревая, что ее восточный принц давным-давно возвратился в пригород Сен-Жермен в ивовой корзинке, обитой изумрудного цвета бархатом. Пес и кошка дружили меж собой, новенькую приняли с редким радушием, удивившим Антуана:
– Я бы хотел написать с вас троих картину, – сказал он Мелани. – Их шерсть и ваши волосы необыкновенно гармонируют по цвету…
– Это займет слишком много времени, а у меня нет причин обосноваться здесь надолго. Помните, о чем я вас просила?
– Ах, отель? Помню, конечно! Вам здесь уже скучно, или дом не нравится?
– Как он может не нравиться? Но…
– Никаких «но»! Пойдем, я покажу вам…
И все вместе они важно продолжали прогулку. Антуан показал гостье сад, огород, виноградники на склонах горы, у подножия которой примостилась деревенька, теплицы и, наконец, дом, где на самом верху, на террасе, устроенной между верхом башни и жилыми помещениями, находилась его мастерская. Это была просторная строгая комната, где, кроме разнообразных принадлежностей художника, были только диван с подушками, древние амфоры, поднятые со дна моря, и скульптурные детали: римская капитель, бюст готической девы, какие-то разрозненные части фигур, должно быть, увидевшие свет под солнцем Греции. Но, к великому удивлению Мелани, Антуан не показал ей ни одну из своих картин. Некоторые полотна стояли на полу лицом к стене, картина же, занимавшая большой мольберт каштанового дерева, была укрыта зеленым льняным покрывалом.
– Я покажу ее вам потом, – сказал он, увлекая ее на террасу. – Когда я буду уверен, что вы мне друг.
– Как вы можете в этом сомневаться после оказанной мне услуги? Вы привезли меня сюда, в этот дом, куда, как мне сказали, не ступала нога ни одной женщины…
– Это потому, наверное, что вы не женщина, во всяком случае, пока…
– Я бы стала ею, если бы… если бы мною не пренебрегли.
– Нет, и в противном случае вы бы не превратились в женщину. Я хочу сказать, что вы пока только набросок… многообещающий, это верно, но все-таки набросок. В вас все еще не завершено, вы какая-то безоружная… Потому-то вы здесь…
– Я внушаю вам жалость? – прошептала она с горечью. – Я даже не догадывалась, что выгляжу так жалко…
