меня вновь и вновь. Кажется, Ростик кончил не раз. Кажется, просил меня остановиться и сделать перерыв. Но я не мог себе этого позволить, потому что чудилось: вот-вот и оргазм наступит.
Впившись в его задницу пальцами до синевы, я натягивал на себя парня, как перчатку, ощущая на висках и груди капельки пота. Часто дышал и крепко сжимал зубы, стараясь быстрее закончить начатое дело. Мне лишь чудом удалось схватить вожделенное чувство за хвост, оторвать от него крохотный кусочек, и только тогда ощутить расслабление, слабое удовлетворение и частичный кайф.
Пошатываясь, будто в стельку пьяный, я покинул тело друга, натянул на себя джинсы и повалился рядом на диван. Ростик тут же забрался мне на грудь и погладил своей огромной лапой, коротко поцеловал возле соска и тихо усмехнулся, пытаясь привести сумасшедшее дыхание в норму.
— Ты сегодня в ударе, — хрипло пробормотал он.
Но я ничего не ответил, потому что на меня нашло странное оцепенение и резко захотелось спать. Конечности буквально налились свинцом, в голове внезапно зашумело, и шевелиться, дабы улечься удобнее, укрыться или раздеться не было сил. Мгновенно напала усталость, глаза засыпал песок, и я не стал сопротивляться своему состоянию, откинул голову на подушку и крепко заснул.
Мой сон был настолько глубоким, что казался физически тяжелым. Он навалился на мою голову, плечи, давил на грудь и не позволял выпутаться из своего плотного кокона. Я не сразу понял, что меня кто-то зовет, трясет за плечи и пытается разбудить. Голос Ростика слышался как будто из трубы, настолько далеко, что сравнить можно было только с эхом.
Мне хотелось спать, закутаться с головой в одеяло, возможно, для пущего эффекта накрыться подушкой и никогда не выбираться оттуда. Сложно объяснить словами внезапную усталость, апатию и желание скрыться от всего мира. Бесконечно спать и никогда не просыпаться. Это было просто жизненно необходимо в тот момент, как беспорядочный секс пару месяцев до этого. Но настойчивые руки продолжали трясти меня за плечи, разгоняя темный, приятный кокон, в который я закутался накануне вечером.
— Лекс, вставай! — настаивал Ростик. — Вот это ты спишь! Не добудиться!
— Отстань от меня, — зло пробормотал я, даже не открывая глаз.
— Не понял, — усмехнулся парень и попытался стащить с меня одеяло. — Вставай, в университет опоздаем.
Но я уперся, ощущая подъем раздражения и агрессии. Я не хотел никуда идти, ни с кем разговаривать и вставать с постели. Мне нужно было поспать, и совершенно не волновал какой-то там университет. Злобно рыкнув и красочно послав друга, я вырвал из его рук одеяло, отвернулся к стене и укрылся с головой.
— Сволочь ты, Сафонов! — прикрикнул на меня Ростик, но, кажется, ушел.
Тяжело вздохнув и наконец расслабившись, я с наслаждением закрыл глаза и ощутил, как из-под меня уходит земля, заставляя кружиться в темном пространстве. В тяжелой, словно свинцовой, голове нещадно шумело, как будто рой пчел поселился в черепной коробке, и, чтобы отделаться от этого странного ощущения, я всеми силами постарался вернуться в свой вожделенный сон. Это и случилось незаметно для меня, подарив покой и умиротворение.
Мои глаза открылись, когда на улице было уже темно. Во рту все пересохло, желудок отчаянно урчал, а мочевой пузырь требовал его опорожнить. Если бы не эти обстоятельства, я бы не стал выбираться из-под одеяла в холодное пространство квартиры. С трудом заставив себя спустить ноги на пол, я усилием воли оторвался от дивана и принял вертикальное положение. Шаркая тапками, как древний старик, прошел в темноте к туалету и даже свет не стал включать, потому что боялся ощутить неприятную резь в глазах.
Свое состояние я мог охарактеризовать как полный упадок сил, но даже не пытался выяснить его причину или попытаться выбраться из него. Несмотря на то, что хотелось есть, я не смог пересилить себя и что-то приготовить путное. В тот момент даже яичница выглядела верхом сложности, поэтому ограничился ломтем подсохшего хлеба и стаканом холодной воды из-под крана.
Взяв с подоконника сигареты, прошаркал назад в спальню и уселся ближе к стене, чтобы было на что опереть свою чугунную голову. Поставил пепельницу на подлокотник и закурил, чего прежде никогда не делал в постели. Я всегда относился трепетно к запахам в своем жилище, но теперь мне казалось смерти подобно выходить на площадку или открывать окно, и плевать, что постель пропитается запахом сигарет.
Я рассматривал ленивое движение дыма, причудливые тени от проезжающих машин на стенах комнаты, прислушивался к звукам и практически не шевелился. Сигарета тлела в пальцах, а я не мог заставить поднести ее к губам, чтобы сделать затяжку. Пепел падал и появлялся снова, но мой дурман не проходил и, казалось, все сильнее окутывал меня.
Время словно остановилось, стало неосязаемым и совершенно неважным. Я не знал, сколько показывают часы, не знал, где лежит мой телефон, и даже какой теперь день недели напрочь забыл. Мне не хотелось шевелиться, думать, разговаривать или кого-то видеть. Лишь покой был тогда необходим, подобно воздуху и биению сердца в груди.
Стоило сигарете полностью истлеть, как я выбросил фильтр и свернулся калачиком на постели, натянув до самого носа одеяло. Мой взгляд был направлен только вперед, в темноту комнаты и лишь изредка выхватывал световые блики от фар. Медленно моргая и еле заметно дыша, не знаю, сколько времени пролежал неподвижно, но потом понял, что засыпаю опять, и это не могло не радовать.
Проснувшись во второй раз, понял, что на улице до сих пор темно. Было раннее утро или снова вечер — не имел ни малейшего понятия. По примеру предыдущего дня сходил в туалет и на кухню. Открыл холодильник и уставился на пустые полки. Что я хотел там увидеть — не понятно, хотя даже если бы он был набит едой под завязку, вряд ли что-то стал бы есть.
Повернулся к столу, где лежал надкусанный мною хлеб в пакете, и понял, что тот почему-то опустел. Это не показалось мне странным, а просто воспринялось как факт. Ограничился стаканом воды и побрел назад к своему гнезду, в которое превратилась постель. Взобрался на нее и отвернулся к стене, чтобы вновь погрузиться в свою странную, пустую, одинокую ночь. Словно оглохнув и ослепнув, я смотрел перед собой и ничего не видел, слушал шум на улице и ничего не слышал.
Моя бесконечная, прекрасная ночь продолжалась, и мне было отрадно стать ее частью. Полный покой и отсутствие
