его голову, но тут же упорхнула, уступив место чистейшему страху, пригвоздившему его к земле. Патлатый головы не поворачивал, сидел, будто все так, как и должно быть, будто думал о чем-то настолько важном, что ничего вокруг не было, кроме, может, этой шумной мутной жидкости, которую принято называт водой даже в таком состоянии. На какой-то миг Николаусу почудилось, что юноша этот не живой, и это было последнее, о чем он подумал, преждке чем услышал за спиной женский голос, заявивший:
— Так-то он смотрит… Эй! ты там живой?
Патлатый повернулся. Сначала на его лице читалось неподдельное раздражение, затем он направил взгляд куда то в сторону, но все еще куда-то за Николауса, тут же будто просияв и виновато улыбнулся. Его взгляд опустился немного вниз и Николаус, боясь двинуться, уставился в его то ли карие, то ли серые, то ли зеленые, немного усталые глаза. Было неплохо видно, как эти самые глаза немного расширились и как патлатый нервно сглотнул.
— Чисто две рыбы на берегу, — заметил все тот же женский голос. А ты-то что молчишь, причина проклятий.
— А самому интересно, кто первый хоть что-то скажет. Ждать не люблю, а тут даже я не против!
Уши патлатого покраснели.
— И ты туда же!
— Спокойно, Мондхен, здесь лежит живой человек, который наверняка не очень понимает, как он здесь оказался и что за дураки тут стоят, поэтому…
— Первое я прекрасно знаю, — раздраженно буркнул наполовину растерянный, наполовину рассвирепевший Николаус, — а вот что за дураки тут стоят, — он резко повернулся, желая посмотреть на того, кто его разговорил, а еще заметить, что ему и дела нет до того, кто и этот болтун, и та женщина, и парень которого прозвали за что-то Лунишкой(т. е. маленькой Луной).
Не получилось. Не вышло потому, что он понял, кто был тогда на непонятно как держащейся на воде лодочке, вся плававшей у корабля, когда уже потемнело небо и начался шторм. Он прекрасно помнил, как сквозь брызги он каким-то чудом углядел две фигуры: одну женскую, но немного грубоватую, и другую — с прилипшими на лоб и закрывшими лицо кудрями, в мужской одежде, но кто это: мужчина или все-таки женщина, он разобрать не смог. И теперь он видел, что это они. Они мотались вокруг, а когда судьба корабля была предрешена, и все молились, готовясь к скорой смерти, они все так же удерживались на волнах, будто ничего не происходило. Причина этому могла быть всего одна. Только было готовый наградить всю эту компанию колкостью, он потянулся к шее за кипарисовым крестиком, полученным совершенно недавно, чтобы, зажмурив глаза, шепча странную смесь из pater noster, signum crusis, confiteor (на всякий случай: вдруг согрешил особенно сильно, а покаяться забыл, и именно за это ему это все и выпало. Хотя что это он: то, с чего все это началось, и было его грехом!) и еще много чего, что он прилежно выучил и отлично знал наизусть, но то, что это конкретно значит на немецком, правда, не знал. Вокруг что-то прошуршало, и настала тишина. Минуты три он лежал с нарочито зажмуренными глазами, но наконец вновь открыл их. Перед ним спокойно сидел патлатый, ухмыляясь в песочного цвета пушок над верхней губой. Первое, о чем подумал Николаус, это насколько же такое выражение юноше не подходит, но только на секунду, в следующий же момент его сковал страх, и отступил он только тогда, когда в голову нечаяно ударила мысль: те двое ведь исчезли, а значит…
— Ты… Ты точно человек?
— А кто ж еще, — весело улыбнулся патлатый, — А ты думал, что из Ада явился и буду тебе досаждать? Есть за что?
— Есть, — он сам не понял, как сказал эти слова, но через пару минут (юноша ждал терпеливо) решил, что обратного пути нет.
— Если по-хорошему, то всем есть за что — так я думаю. Как бы ты не старался, в один прекрасный день можешь совершить такое, что всю жизнь не исправишь.
Кажется, патлатый знал, о чем говорит, но сказал это хоть и с горечью, но смешанной с улыбкой, будто он не только не хочет ничего исправлять, но и не очень против этого положения дел, каким бы оно не было.
— И что? Это они тебе, как ты сказал? "Досаждают"?
— Есть такое дело, — улыбка не сходила с лица юноши, но только пришли не из Ада, и…
— Так вот, значит, как, Эрнст. Я тебе досаждаю, ясно, — послышался где-то над Николаусом тот самый голос разговорившего, снова чуть не пригвоздив его к земле.
— А может, я… не про тебя?
— А про кого? Про Ран? Не посмел бы.
— И правильно сделал, — хмыкнула женщина, — он — не то, что ты — понимает, кому что говорить.
— Чудесно подмечено, но бессмысленно, — заключил молодой человек, сам же и начавший эту маленькую ссору. — Хотелось бы знать, откуда к нам заявился этот хм… человек, если он скажет, конечно.
Эрнст глянул на Николауса, будто хотел сказать, чтобы он ничего не боялся, говорил, что думает, и за это его никто не убьет. Это было, конечно, очень приятно, но не так, чтобы сильно сработало. Николаус перевел ошалелый взгляд на остальных. Бегло осмотрев бледную, с совершенно прозрачной и немного тусклой кожей и взъерошенными недлинными черными волосами, всю увешанную самыми разнообразными безделушками, всеми, как одна, золотыми, он тут же перевел взгляд на ее спутника. Смотреть на человека, оглядывающего тебя сверху вниз, к тому же обладательницу довольно сурового вида, да еще и ждущую от тебя непонятно чего, не хотелось. И тут он встретил взгляд не так давно сумевшего его разговорить человека. Нет, не Николаус нагло пялился ему в лицо, все было с точностью до наоборот. Сначала было науютно, как всегда бывает в подобных случаях, но через пять секунд он начал так же беззастенчиво смотреть в его серо-голубые яркие глаза. Что происходит, он понял только когда вновь услышал вопрос:
— Так расскажешь нам, откуда взялся и куда плыл, или нет?
Прошло ненамного больше секунды, когда Николаус заявил в ответ:
— Сначала вы расскажите, откуда взялись, и зачем меня пугаете.
— Можно. Тебе как, покороче или подлиннее историю? Откуда начать?
— Лучше уж подлиннее, — буркнул Николаус, сам удивляясь своей наглости.
— Все началось столько лет назад, что и не упомнишь. Говорят, не было почти ничего: только пламя и лед, но вот…
Николаус даже не понял, в чем дело, как это может быть связанным с этим рыжим и кудрявым незнакомцем с обожженным
