за всю жизнь не заработать. Ты должен был влиться в мой бизнес после университета. Чего тебе не хватало, Руслан? Что я упустил?
— А ты меня спросил, хочу ли я управлять твоим вонючим бизнесом?!
— Ты мог просто сказать. Просто. Сказать.
— Чтобы ты лишил меня содержания? Я уже привык к определенному уровню жизни, папочка. И мне нужны были бы бабки, после того как тебя закроют.
Ринат молчит. У меня тоже слов никаких нет, по правде говоря.
У Руслана реально было все с самого детства. Причем вниманием он тоже обделен не был. Никто не спихивал его на нянек, Ринат старался, из кожи вон лез. Он же ему и за отца, и за мать был. Настоящая отказалась от него после рождения, Рин практически купил собственного сына, уговорив ту не делать аборт.
Перестарался Ринат, судя по всему. Избаловал так, что пацан свою семью продал при первом же подвернувшемся случае.
Мы оба выходим во двор, Рус остается в доме.
Я тяну дым в легкие из предложенной сигареты, потому что без этого сейчас тупо никак. Сигарета хоть немного отвлекает.
— Как я мог воспитать такого урода, Ярый, скажи мне?
Настолько раздавленным я Рината еще не видел.
— В какой момент это начало проявляться?
— Понятия не имею, — отвечаю. Мы с Русом общались, но не как девочки-восьмиклассницы. Каждый день не переписывались.
Молчим дальше. Каждый думает о своем.
Когда сигарета начинает жечь пальцы, Рус показывается нам на глаза и протягивает мне какой-то телефон. Я тут же прикладываю трубку к уху.
— Ты уже понял, что девочка у нас? — в трубке раздается незнакомый голос.
Шестерка Башарова, скорее всего. Сам он точно светиться не захочет.
— Условия? — сухо говорю.
— А ты времени зря не теряешь, сразу к делу? Ну хорошо. Если еще хоть когда-нибудь хочешь увидеть девку — сдай в прокуратуру своего босса. Со всеми подробностями. И не в нашем мухосранске, где любого можно подкупить, а в столице. Все схемы, «черные» документы. Абсолютно всё.
— Я сам пойду следом.
— Верно мыслишь. Зато ублюдка своего спасешь. Она же от тебя беременна, да? У тебя три дня. Иначе сначала мы убьем твоего ребенка, а потом сдадим в бордель сучку. И ты никогда больше ее не найдешь.
— Я хочу убедиться, что Лидия в порядке.
— Слишком много хочешь. Советую помалкивать. Если твой шеф все просечет и попытается скрыться, мы… Ну, ты уже понял.
Звонок обрывается.
Первым порывом я хочу расхерачить этот долбаный телефон, но вовремя себя останавливаю. По нему скорее всего со мной и будут связываться в дальнейшем.
Трубка в руке издает короткий сигнал. Мне приходит видео, которое я тут же разворачиваю на весь экран.
Четыре секунды записи, где Кудряшка со связанными руками и заплаканными глазами лежит в багажнике. Рот заклеен, а на запястьях уже виднеются красные следы.
Самое паскудное, что я ничего не могу сейчас сделать. А она там одна. Напугана до ужаса, маленькая моя.
— Ярый, не молчи, — просит Ринат.
— Пугают пока, решили доказать, что они это серьезно, — я скрываю от него правду. Мне самому сначала надо все обдумать. — Видео прислали для подтверждения.
Бросаю телефон Ринату на колени, он проигрывает запись с начала. Рус мнется где-то рядом.
— Свали, — рычу в его сторону. — Иначе я за себя не отвечаю.
— Уйди, сын. Не до тебя сейчас, — Ринат меня поддерживает. — В город надо гнать. Здесь все равно бесполезно что-то делать. Будем искать ресурсы.
— Поехали.
Перед тем, как сесть в машину, я предупреждаю теть Надю о нашем отъезде. Она порывается собрать еды в дорогу, так что приходится отмахнуться срочными делами и наврать о том, что Лия уже в машине, а молоко она по дороге разлила.
До города доезжаем быстро, дорога на всем пути практически пустая. Я сбрасываю Рината, говоря, что поехал к одному спецу пробить номер.
В действительно же я к нему и еду, но компания мне была не нужна по другой причине. Я раздумываю над предложением Башарова.
Знаю, что сдавать своих — западло. Тем более так крупно. Но я не могу допустить того, чтобы Кудряшке навредили.
А с другой стороны, если нас с Рином обоих закроют, то защищать ее будет уж точно некому. Папаша первым делом потащит Лию на аборт. Даст врачам на лапу, чтобы те не задавали лишних вопросов, и насильно избавит малышку от нашего ребенка.
— Впустишь? — спрашиваю, как только Коршун открывает дверь.
— Ярый? Залетай, как раз пожрем вместе.
Он сразу идет на кухню, я заруливаю следом. Отказываюсь от жареной картошки и, пока он ест, обрисовываю проблему.
— Не, ну можно попробовать поискать по базам, но только что это даст? Ты ж понимаешь, что номер левый скорее всего.
— Мне говорили, что я везучий.
— Ну, пошли тогда.
Коршун, в народе Коршунов Андрей Иванович, впускает меня в свое святая святых. В этой комнате точно лучше лишний раз руками не махать. Везде какие-то провода, компьютеры, левые телефоны, которые он периодически вскрывает.
— Номер диктуй.
Я называю одиннадцать цифр и смотрю на большой длинный экран монитора.
— Прокопенко Аркадий Никифорович, семьдесят два года, из доходов только государственная пенсия. Телефон мертвый в данный момент, так что я тебе его пробить не смогу.
— Коршун, ну ты же можешь, — подкидываю угля для его непомерного эго.
— Ща, погоди. Так, что тут у нас… — он то и дело щелкает мышкой. — У него имеется сын, Прокопенко Григорий Аркадьевич, тридцать шесть лет, две судимости, откинулся только в прошлом году. Работы официальной нет. Подходит тебе персонаж?
— Да-да. Пробей, есть у него личные номера?
— Несколько закрытых симок только… Ты, может, и везучий черт, но сегодня только наполовину.
— Ладно, Коршун, спасибо. Буду должен.
— Для старых друзей скидка сто процентов, — он салютует мне на прощание.
На улице я нахожу ближайший ларек, где покупаю сигареты. Закуриваю, привалившись к капоту своей тачки, и думаю, какого хрена мне делать дальше.
Телефон в кармане снова оживает.
На этот раз Кудряшка уже в какой-то комнате. Она сидит на обшарпанном стуле, жутко бледная, с потрескавшимися губами, искусанными в кровь.
— Пожалуйста… Пожалуйста, сделай так, как они просят…
Меня от ее голоса, от шепота, пропитанного чистым концентрированным страхом, в узел завязывает. На капоте остается вмятина, после то как я впечатываю кулак в него. Боли вообще не чувствую.
Глава 24
Лия
— От ребенка надо избавиться в любом случае.
— На таком сроке таблетка уже не сработает, ее нужно везти в клинику и там уже