падают, уже больше не имеющие возможности самостоятельно передвигаться на нижних конечностях. Обезоруживают.
Некрос достает из рукава поблескивающую серебром бабочку. Нож-бабочку.
Голодный, вцепившись когтями в плечевые суставы армейца, отрывает его от земли.
— И да прольется кровь во славу Мертвого бога, — смазанный росчерк стал.
Красный ручей из вскрытой глотки брызжет в лицо моему ручному колдуну.
Глава 29. Le pizdec
Луи нравилась его жизнь.
Тихая, мирная, спокойная и до ужаса размеренная. Наверное, кто-то мог бы подумать, что ему бывает скучно одному. Одиноко. Тоскливо. Печально.
Но нет, его абсолютно не тяготило уединение.
Некоторые люди просто не способны оценить всю прелесть одиночества. Его нужно уметь распробовать, уловив все наиболее томительные и волнующие нотки.
Никто не заставляет его делать то, что он не хочет.
Рядом нет того, за кем нужно ухаживать, заботиться или переживать.
Можно творить все что угодно в пределах своей жилплощади и никто не посмеет упрекнуть его хоть в чем-то.
Неужели — это так плохо, жить ради себя?
У Луи было все и он как-то сомневался, что женщина, дети или друзья смогут дополнить идиллию внутреннего покоя и гармонии со всем остальным мирозданием.
Добротный автомобиль, на котором он ездил в соседний городок за продовольствием.
Тренажеры и правильное питание, благодаря которым он в свои почти что пятьдесят лет выглядел мало отличимо от того горячего и атлетически сложенного юноши, что пару десятилетий назад.
Небольшой, но предельно уютный и комфортабельный особняк, доставшийся от родителей вместе с виноградными садами. Раньше возделываемые их семьей поля простирались до самого горизонта, но увы, теперь это лишь тень прежнего величия. Но Луи не был бы Луи, если бы постоянно акцентировал внимание только на плохом. Проще ухаживать за своей вотчиной — чем не плюс? Даже рабочих нанимать практически не приходиться, все сам, в гордом и спокойном одиночестве. Некуда спешить и торопиться. Сочные виноградные кисти набухают среди изумрудных листьев, дабы потом перекочевать в непрозрачные бутылки.
Вино — удел аристократии, утонченных барышень, галантных джентльменов и всего высшего света общества, чтобы там не говорили любители коньяка.
Не смотря на свой талант к созданию изумительных алкогольных напитков, пощипывающих вкусовые рецепторы своим терпким качеством, он мог в принципе не работать. Счет в банке под проценты, наследство от покойных родителей и мелкий бизнес, в доведенную до автоматизма систему которого он особо не лез.
Напрягать могли, разве что новости с "большой земли". Постоянные погромы, бунты, волнения среди мигрантов… недавно, в очередной раз прикатив в ближайший населенный пункт и закупившись едой на несколько недель вперед, он только и слышал, что о то ли новой террористической группировке, то ли чем-то таком. Он предпочитал не забивать этим голову — в случае чего, в его машине и доме найдется достаточный калибр, чтобы осадить любого наглеца, которому взбредет в голову тревожить его покой.
У него были все шансы на то, чтобы прожив долгую и счастливую жизнь, тихо умереть в своей постели. Даже начнись революция и война между странами Европы, до его мест это докатится нескоро.
Но…
Луи, как и его отец, дед и прадед, как-то смутно представляли откуда у их семейного древа оказалось все то, чем они ныне пользуются. История финансового становления одного смутьяна, бунтовщика, головореза и просто идейного авантюриста по прозвищу Жак начала свой стремительный взлет в, если верить неподтвержденным источникам, 1767 году.
Многие приписывают воистину знаменательный подвиг Жану Шастелю, охотнику графа д’Апше. И в какой-то степени это так и было. Шастель убил монстра, чье чучело позже было доставлено ко двору короля Людовика XV. Но дальнейшая история тела неизвестна, и тут в игру вступил Жак, крайне пронырливый, верткий и скользкий человек, можно даже сказать, асоциальный элемент общества, что сколотил первоначальный капитал на кражах и грабежах.
Он нашел и увез останки бешеного волка, разрывшего древнюю безымянную могилу и пожравшего истлевшие кости существа, которое лучше не упоминать, даже мысленно, с наступлением ночи. Мутировавшая тварь, выжившая после знакомства с человеком по имени Де Бортен, начала возрождаться, едва ее поили человеческой кровью. С виду безвозвратно мертвая плоть разрасталась, становясь теплой и живой. Но Жак не был бы Жаком, чтобы не обернуть это в своих целях.
1770–1772 вспышка чумы в Европе, что сумела перекинуться даже на далекую и холодную Россию из Северного Причерноморья во время русско-турецкой войны. Выяснилось ровно два занимательных факта — мясо монстра вызывало привыкание, а в последствии приманивало к попробовавшим его черную смерть. А во-вторых, тому кто поил бессознательное чудовище своей кровью давались некоторые… благословения. Или проклятия, смотря с какой стороны посмотреть.
14 июля 1789 года взята Бастилия, а Жак все так же выглядит на двадцать лет, хотя уже сам не помнит сколько ему должно было исполниться. Шли годы, а основанный безымянным проходимцем род лишь богател и креп, лавируя между интересами черни и знати. Громкие победы Корсиканца — Бонапарта Наполеона окончательно вплавили ветвистую династию в политически-экономическую жизнь Французского государства. Но удачливый головорез унес свою тайну в могилу, разорванный на части артиллерийским огнем на полях сражений Первой Мировой. О том, кто подарил их семье долголетие и силу позабыли.
И вот, спустя практически столетие, его останки зашевелились в безымянной братской могиле, впитав сквозь окаменевший грунт капли Кровавого Ливня и ощутив, как в двадцати пяти метрах под уровнем земли, в бункере, о существовании которого знал лишь один человек, восстало из мертвых существо, что одним лишь своим прозвищем наводило неописуемый ужас на всю Францию.
Луи согнуло пополам, ибо он почувствовал.
Почувствовал голос крови, что вскипела в его венах и артериях, расплавленным свинцом растекаясь по сетке капилляров. Тоже случилось и с бесчисленными бастардами, которых успел настрогать любвеобильный Жак.
Ибо теперь они знают, что их Отец, прародитель всего их чуждого роду людскому вида вернулся к жизни.
Жеводанский Зверь вновь готов убивать и калечить.
Глава 30. Ганс, мы, что злодеи?
Фридриху нравилась война.
Наверное, он должен был выделить какой-то определенный момент, когда его начало окончательно срывать с резьбы. Но при всем желании и раскопках в запыленных архивах памяти подобного не обнаруживалось. Просто нравилась и все.
Нравились кровь и мозги унтерменшей на подошвах своих сапогов.
Нравилась отдача автомата, поливающего огнем спины бегущей черни или тела приговоренных к расстрелу.
Ему нравилось видеть ужас и боль в мутных глазах мерзкого наслоения множества народов и национальностей, что одним своим фактом существования позорят чистоту нордической крови. Крылья
