1993; Berghaus G. Italian Futurist Theatre, 1909–1944. Oxford: Clarendon Press, 1998.
2 См.: Дудаков К. Освобождение музыки в России и Италии: шум или «диссонанс»? (http://www.theremin.ru/archive/dudakov.html).
29. Манифест художников-футуристов
Молодым художникам Италии!
Наш мятежный крик, который мы бросаем, присоединяя наши идеалы к поэтам-футуристам, исходит уже не от эстетической клики, но выражает сильнейшее желание, вскипающее сегодня в венах каждого художника-творца.
Мы хотим ожесточённо бороться с религией прошлого, фанатичной, безответственной и снобистской, вскормленной злосчастным существованием музеев. Мы восстаём против рабского преклонения перед старыми холстами, древними статуями и предметами, против восторга перед всем, что изъедено червями, тускло, потрачено временем, и осуждаем несправедливое, преступное, привычное презрение ко всему, что молодо, ново, дышит жизнью.
Товарищи! Мы заявляем вам, что триумфальный прогресс науки определил настолько глубокие изменения в человечестве, что вырыл пропасть между покорными рабами прошлого и нами, свободными и уверенными в сияющем великолепии будущего.
Нас тошнит от малодушной лени, которая с Чинквечен-то1 и далее позволяет нашим художникам без конца эксплуатировать античную славу.
Для других народов Италия всё ещё земля мёртвых, огромные Помпеи с белеющими гробницами. Италия, напротив, возрождается, и за её политическим обновлением2 следует обновление интеллектуальное. В стране неграмотных множатся школы, в стране сладостного ничегонеделанья рокочут уже бесчисленные фабрики, в стране традиционной эстетики сегодня выделяется полёт блестящих вдохновений нового.
Живо только то искусство, которое находит свои основы в том, что его окружает. Как наши предки извлекали материал искусства из надлежащей их душам религиозной атмосферы, так мы должны вдохновляться осязаемой современной жизнью, железной сетью скорости, которая обмотала землю, океанскими лайнерами, Дредноутами*, удивительными полётами, которые бороздят небо, злой дерзостью подводных мореплавателей, судорожной борьбой за покорение неизвестного. Можем ли мы остаться равнодушными к неистовой деятельности огромных столиц, к новейшей психологии ноктамбулизма4, к лихорадочным фигурам повесы, кокотки, апаша и пьяницы?
Желая также содействовать необходимому обновлению всех искусств, мы решительно объявляем войну всем тем художникам и институтам, которые, маскируясь в одеяние ложной современности, остаются захваченными традицией, академизмом и особенно отвратительной ленью ума.
Мы подвергаем презрению молодости всю ту бессознательную каналью, которая в Риме аплодирует тошнотворному расцвету вялого классицизма, которая во Флоренции превозносит нервозных культиваторов гермафродитского архаизма, которая в Милане вознаграждает раболепную и слепую манеру 48 года5, которая в Турине освящает живопись правительственных чиновников в отставке, а в Венеции прославляет бестолковую патину закоснелых алхимиков! Наконец мы восстаём против поверхностности, банальности и лавочной сговорчивости и халтуры, которые в любом регионе Италии большую часть уважаемых художников обрекают на полное презрение.
Поэтому прочь, уважаемые реставраторы старых крестов! Прочь археологи, страдающие хронической некрофилией!
Прочь критики, довольные сводники! Прочь подагрические академии, невежественные пьяницы-профессора! Прочь!
Спросите у этих служителей истинного культа, у этих хранителей эстетических законов, где сегодня произведения Джованни Сегантини, спросите их, почему официальные Комиссии не замечают существования Гаэтано Превиати6, спросите их, где оценена скульптура Медардо Россо!.. И кто заботится подумать о художниках, которые ещё не провели двадцать лет в борьбе и страданиях, но которые готовятся создать произведения, достойные того, чтобы прославить Отечество?
Оплаченным критикам нужно защищать совсем другие интересы! Выставки и конкурсы, поверхностная и всегда незаинтересованная критика обрекают итальянское искусство на позор настоящей проституции!
А что мы скажем про специалистов? Ну же! Покончим с портретистами, мастерами изображения интерьеров, озёр или гор!.. Мы достаточно их терпели, всех этих бессильных живописцев!
Покончим с резчиками мрамора, которые загромождают площади и оскверняют кладбища! Покончим с архитектурой дельцов и подрядчиков железобетона! Покончим с переутомлёнными декораторами, с фальсификаторами керамики, с продажными плакатчиками и с глупыми иллюстраторами!
И вот наши решительные ЗАКЛЮЧЕНИЯ:
Этим восторженным присоединением к футуризму мы хотим:
1. Разрушить культ прошлого, одержимость стариной, педантизм и академический формализм.
2. Глубоко презирать любую форму имитации.
3. Прославлять любую форму оригинальности, пусть безрассудную и неистовую.
4. Извлекать смелость и гордость из дурной славы сумасшедших, которой бичуют новаторов, затыкают им рты.
5. Считать критиков искусства бесполезными и вредными.
6. Восстать против тирании слов гармония и хороший вкус, понятий слишком растяжимых, способных легко разрушить произведения Рембрандта, Гойи и Родена.
7. Вымести с идеального поля искусства все уже бесплодные мотивы и сюжеты.
8. Выразить и прославить сегодняшнюю жизнь, бесконечно и бурно изменённую победами науки.
Пусть захоронят смерть в самых глубоких недрах земли! Пусть освободят от мумий порог будущего! Простор молодым, сильным, дерзким!
У. Боччони, К. Д. Карра, Л. Руссоло,
Дж. Балла, Дж. Северини
11 февраля 1910
30. Футуристская живопись
Технический манифест
В первом манифесте, брошенном нами 8 марта 1910 года с рампы театра Кьярелла в Турине1, мы выразили наше глубокое отвращение, наше гордое презрение и весёлое восстание против вульгарности и посредственности, против фанатичного и снобистского культа старого, который душит Искусство в нашей Стране.
Тогда нас занимали отношения, которые существуют между нами и обществом. Сегодня же этим вторым манифестом мы решительно отрываемся от любого относительного рассмотрения и поднимаемся к самому высокому выражению живописного абсолюта.
Наша жажда правды не может быть больше утолена ни традиционной Формой, ни традиционным Цветом!
Движение для нас больше не будет остановленным моментом всемирного динамизма, оно решительно будет динамическим ощущением как таковым.
Всё движется, всё бежит, всё быстро меняется. Фигура никогда не постоянна перед нами, но бесконечно появляется и исчезает. Из-за устойчивости изображения на сетчатке движущиеся предметы множатся, деформируются, следуя друг за другом, как вибрации в пробегаемом ими пространстве. Так у бегущей лошади не четыре ноги, а двадцать, и их движения треугольны2.
Всё в искусстве условно, и вчерашняя правда для нас сегодня – чистая ложь.
Ещё раз утверждаем, что портрет, чтобы быть произведением искусства, не может и не должен походить на модель, и что художник носит в себе пейзажи, которые хочет изобразить. Чтобы написать фигуру, нужно писать не её, а окружающую её атмосферу.
Пространство больше не существует; улица, смоченная дождём и освещённая электрическими шарами, разверзается до центра земли. Солнце отстоит от нас на тысячи километров, но не кажется ли нам стоящий перед нами дом оправленным в солнечный диск? Кто может ещё верить в непрозрачность тел, когда наша обострённая и умноженная чувствительность заставляет нас подозревать проявления медиумических феноменов3? Почему нужно продолжать творить, не отдавая отчёта в нашем визуальном могуществе, которое может дать результаты, аналогичные X-лучам?
Примеров, которые подтверждают наши заявления, – бессчётное количество.
Шестнадцать человек вокруг вас в движущемся трамвае – это один, двенадцать, четыре, три: они стоят и движутся, выходят и входят, спрыгивают на улицу, пожираемые
