Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Не думай о том, какой я была в сорок лет: красавица, жена и мать, роскошная женщина. Господи, как тяжело перечитывать тогдашние страницы. Как тяжело. Как можно жить, лицемеря, и так гордиться собственной слепотой?.. Господи, прости меня за те годы, за каждый день, за каждый праведный день… Люди обладают удивительной способностью внезапно взрослеть и при этом определять свою сущность как несовершенство или даже ошибку. Хотя угрызений совести было бы вполне достаточно. И все же есть некое величие в том, чтобы собраться с силами, у кого они еще остались, и, совершив поистине титаническое усилие, повзрослеть. Тебе открывается красота, равная красоте греческой статуи, когда угловатые очертания твоей полудетской сущности чудесным образом видоизменяются и обретают совершенные формы и пропорции, рожденные чувством ответственности, гибким опытом, медлительной грацией зрелого тела. Зачастую и лицам свойственна живописная гармоничность, в них открывается истина, которая отсутствовала в подростковых чертах. Наступает долгая пора, когда становятся отцами и матерями, остепеняются, и жизнь входит в новое, спокойное русло, готовая к передаче следующим поколениям. Разве можно избежать этой передачи? Да никогда. Что за жизнь без лютых морозов? Что это за жизнь, когда вы навсегда остаетесь детьми и жизнь вам кажется вечным летом? Нужно пройти через все. Провести зиму под слоем снега, подобно еще не проросшему семени. И дорожить этим опытом. В прошедших сорока годах я больше всего любила непрерывное потрескивание, исходившее от земли, разносившийся под снегом бесконечный крик, немое отчаяние в эпицентре спокойствия, безмерную хрупкость, каменную устойчивость на песке — непреодолимую тоску существа, живущего таким счастьем. Но ты всегда живешь с опасением, что достаточно будет мимолетного взгляда на дорогу, нескольких секунд одиночества, минутного ожидания опаздывающей подруги — и все мгновенно рухнет, как карточный домик. И надо будет отступать назад, как корабли, возвращающиеся в порт после сражения. В порт нашей молодости.
Бывает и так, что ничего не происходит, и оттепель откладывается на неопределенный срок. Тогда все последующие годы попадают под контроль зимы — неотвратимая старость без единого солнечного луча. Но у меня было по-другому, у меня и у тебя, Елизавета — прямая спина, длинная коса. Я видела долгую смерть нашего Василия, дорогого друга, моего — и нашего — мужа, это помогло мне. Когда он отошел в мир иной, я посмотрела на своих детей и неожиданно поняла, что не знаю, почему должна жить ради их молодости, а не ради своей. Поэтому я вернулась к тебе. Мы не завершили того, что начали. Теперь пришло время.
Первым делом я забыла о милосердии. Вторым — стала покупать себе мальчиков и девочек. Третьим — отправилась на поиски Последнего. Не так-то просто было признать, что он мне действительно нужен, но у меня для этого было достаточно времени. Теперь я понимаю, что Либеро Парри заблуждался: я родилась не для того, чтобы любить Последнего. Женщины никогда не появляются на свет только для того, чтобы любить кого-то. Мое предназначение — отомстить за себя, и уверена: я до сих пор жива, потому что каждый божий день посвящаю мести и ничуть об этом не жалею. Тем не менее ты была влюблена в него, и я буду любить его вечно. Здесь Либеро Парри не ошибся. Ты не могла этого понять, я же просто не хотела. Но придется смириться. Мы обе любили только его. Что странно и недоступно пониманию. Мы всегда знали, что в его золотой тени найдем спасение. Он соберет воедино все части разрушенного нами мира, и лишь рядом с ним мы сможем стать самими собою. Так было всегда.
Однажды я еще раз попробовала разыскать Либеро Парри, но не нашла. Вскоре после окончания войны он умер от удара. В его доме жила миниатюрная женщина с детскими чертами лица, чрезвычайно гордая. Наконец-то мы встретились, Флоранс. Я сказала, что мне очень жаль. Обняла ее. Не женщина, а кремень. Потрясающе — ни капли милосердия. Я поведала ей свою историю и спросила, как найти Последнего. Она протянула мне большой белый конверт:
— Последний специально оставил для вас.
В конверте лежал сложенный в несколько раз лист серой бумаги. Огромный, с карту размером. А на нем красными чернилами прочерчена трасса. Восемнадцать поворотов. Она изгибалась с невероятным изяществом. Линия была четкой и аккуратной, повороты — плавными. А вокруг Последний мелко-мелко написал о каждом метре этой дороги. Как он и обещал, здесь уместилась вся его жизнь.
И больше ничего: ни строчки для меня, ни слова, ничего. Только нарисованная трасса.
— Ему удалось построить ее? — спросила я.
Флоранс не ответила.
Она сидела возле сына, держа его за руку. Сын графа. Казалось, он далеко отсюда. Тело взрослого мужчины, но выглядит как ребенок. Немой. Идиот.
— Ему удалось построить ее? Настоящую? — повторила я вопрос.
— Это всего лишь рисунок, — сказала она.
— Я понимаю. Но ему все-таки удалось это сделать?
— Он только велел передать вам рисунок, и все, — пожала плечами Флоранс.
— Ему удалось, и вы даже знаете, где он ее построил.
— Я его мать.
И, помолчав немного:
— Это всего лишь рисунок.
Она ни на шаг не отходила от своего взрослого ребенка. Наверное, она воспринимала это как некую заслуженную кару и потому была такой гордой.
Прежде чем попрощаться, я успела услышать тот самый голос, о котором рассказывал Последний, — а я уж было подумала, что она лишилась его. Голос той, прежней Флоранс.
— Вы богаты до отвращения, значит, свободного времени у вас хоть отбавляй. Ищите, — сказала она. Мягко.
Я так и не поняла, говорила она о Последнем или о трассе.
Я ответила без тени сомнения:
— Конечно, я буду искать и найду.
Мужчина-ребенок улыбнулся.
Я искала, Елизавета, и нашла. Ты можешь гордиться мной.
Думаю, мне надо немного поспать. Я хочу проснуться с восходом солнца. Чтобы не потерять ни мгновения из этого дня, который предназначен только для меня, для меня одной.
Прости меня за сентиментальность, Елизавета, но старикам это свойственно.
Какая тишина вокруг.
Удивительно.
Я представляю себе этот момент и наслаждаюсь каждой мелочью.
Всё произойдет в 2.12 дня.
Доволен наконец, гребаный дневник?
1947. Синнингтон,
Англия
Я держу брата за руку,[16]Я держу брата за руку в другой руке у меня сумка капитана Скоделя, Я держу брата за руку я должен следить чтобы сумка капитана Скоделя которую я держу в руке не волочилась по земле, Сумка капитана Скоделя не должна волочиться по утрамбованной земле, Капитан Скодель приказал мне следить чтобы его сумка не волочилась по утрамбованной земле, Поэтому я внимательно смотрю на эту утрамбованную землю. Мы шагаем по взлетной полосе.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
