жара. Потом ополаскивалась и спешила убраться на свежий воздух. Сегодня вдруг улеглась пузом на нижний полок, свесила руки, уложив на пол ладони, и закайфовала.
Что-то внутри неё плавилось, выступая на теле каплями так и не пролитых слёз. Уходило прочь, ошеломляя необъяснимой простотой способа избавления от мучительного зажима. Угнетающе тягостный ком в груди крошился, позволяя лёгким расправиться. Прежде ненавистный горячий пар врывался в них с каждым вздохом, расправляя все слипшиеся ткани существа.
— Ну? — вместе с волной прохлады ворвался в парилку до головокружения родной мужской голос. — Заснула?
— Даянчик, — пролепетала Юлька, приоткрыв глаза. — Мне так хорошо… так хорошо… что…
— Лучше не надо, — оборвал он невнятное блеяние.
И присел на лавку в головах, с наслаждением вытянув по-степнячьи короткие мускулистые ноги. Над клетчатыми семейниками набрякла складка, которой она прежде не замечала.
— Ты жирный, — хмыкнув, не удержала язык за зубами непочтительная женщина.
И ткнула пальцем в эту смешную складку.
— Я нормальный, — с пренебрежением самодостаточного мужчины усмехнулся Даян. — Это тебе снова двадцать. Во всеми вытекающими страстями. А у меня всё по расписанию: тридцать четыре и ни днём меньше. Звонил Кирилл. Сказал ему, что ты в бане. Выйдешь, тогда перезвонишь.
Юлька приготовилась почувствовать, как соскучилась по любимому…
И вдруг ничего. То есть, ни капельки. Абсолютно и безвозвратно.
— Не хочу, — поражённо выдавила она.
— Чего не хочешь? — лениво осведомился Даян, откинувшись спиной на верхний полок и закинув на него распростёртые руки. — Выходить? Да, это странно. Прежде ты здесь не засиживалась
— Перезванивать, — буркнула она, не кривя по въевшейся привычке душой.
Как-то так у них случилось, что с первого же дня совместного проживания, оба не захотели изображать из себя нечто несуществующее. Хотя, несомненно, выглядевшее более презентабельно в глазах окружающих. Потому и врать друг другу не приходилось, что значительно облегчало жизнь.
— Поссорились? — с еле узнаваемой ноткой сочувствия осведомился он.
— Нет, — поморщилась Юлька, царапая ноготком деревянную половицу и, наконец, нашла нужное слово: — Разошлись.
И Даян мгновенно понял, о чём речь:
— Может, просто мало пожили вместе? Ещё толком и не сошлись. А ты, как всегда, пытаешься ускакать вперёд. Кирилл у тебя мужик серьёзный. Настоящий. Ему ваши «ах-ах», «фыр-фыр-фыр» мимо кассы. Он хочет чего-то простого, понятного и крепкого. Настоящего.
Юлька поставила голову на подбородок и уткнулась взглядом в шрам на его неприлично волосатой ноге. Это у него из-за неё. Когда ей вздумалось научиться ездить на мотоцикле. И она с великого ума решила взять пару уроков у двух суровых датских байкеров. Зря он с ними так… грубо тогда. Мужики были не виноваты: просто она умеет уговаривать.
И в стену с места рванула по собственной дурости — викинги не помогали. Сами обалдели от тупости русской, газанувшей «прежде батьки». А Даянчик начистил обоим рожу. После того, как поймал мотоцикл телом. Ох, и намучился он с ней — пригорюнилась Юлька, безотчётно погладив шрам.
— Да, — скосив глаза на ногу, согласился он. — Зря я тогда. Погорячился. А ты идиотка.
— Я стараюсь, — вздохнула она.
— Ю-ю.
— А?
— Руку убери.
— Почему? — заностальгировав, не сразу поняла она, вскидывая расфокусированный взгляд.
И тут же сфокусировав его на естественных, но не ожидаемых последствиях в клетчатых семейниках.
— Пойду-ка я, — досадливо поморщился Даян, оттолкнувшись спиной от полка. — А ты давай выметайся. Надоело ждать.
Встать она ему не дала. Уперевшись руками в пол, вытолкнула тело вперёд. Взгромоздила голову на его ногу, крепко прижав её подбородком.
— И, что это значит? — насмешливо осведомился Даян.
— Ты знаешь, — обиделась Юлька.
— Зачем?
— Хочу! — разозлилась она, шлёпнув его по ноге. — А ты?
— Да.
Их близость была пылкой, порывистой и почти непристойной, как в юности. Никаких преград. Безграничный океан желания, что напрочь вымывало плесневелую законсервированность тех, кому всё приелось. Юлька познавала этого смутно знакомого мужчину с первого брошенного на него взгляда — тогда в юности. А потом с мига зарождения первого позыва заграбастать, растормошить невозмутимого парня с непроницаемо пронзительным взглядом чёрных прищуренных глаз.
Они были жадными, нетерпеливыми и ненасытными. Словно каждому выдали по листку с приговором: «это в последний раз, после чего ваше либидо будет изъято до окончания срока жизни без права подачи апелляции». И они торопились высосать друг друга до донышка. Пока хватало сил.
— Э-э-э! — беспардонно забарабанил в дверь парилки настырный плод их случайного секса семнадцать лет назад. — Вы совсем оборзели?! У вас, между прочим, ребёнок! И ребёнок хочет в баню!
Юлька пошевелилась: всё тело ныло. Секс на влажном горячем деревянном полу неизбежно портит результат. И это она ещё половину тела удобно пристроила на Даянчике. Тот и вовсе распластался на полу, мужественно приняв на себя весь груз дискомфорта. Чего им стоило чуть-чуть потерпеть? Добраться до мягкой кровати и уж там… Там-тарам, там-тарам.
Юлька оторвала голову от тяжело вздымающейся широкой груди. Заглянула в чёрные прищуренные глаза. За ними клубилась непроницаемо пронзительная бездна чего-то так и неразгаданного. Она смутилась. Но всё-таки вытолкнула из себя то, что разъедало язык:
— И что теперь?
Помолчав, Даян как-то неохотно выдавил:
— Не знаю.
— Совсем «не знаю»? — заусило её разобраться. — Или пока «не знаю»?
— Пока не знаю, — покривились его губы.
— Эй! Вы там! — надрывался за дверью Севка. — Хоть обматюгайте в ответ! Вы живы?!
— Потому что я тебя предала? — не унималась Юлька, обхватив его лицо ладошками.
Даян досадливо поморщился и зашипел:
— Потому, что не знаю!
— Чего не знаешь?
Он так не хотел отвечать, что аж зубами заскрипел. И теперь должен был снять её с себя, отстранившись — как всегда делал, обозначая границу, за которой его лучше не доставать. Однако не снял. Подцепил её затылок своей немилостивой лапой, притянул голову к себе. И просипел, почти касаясь губами её лба:
— Не знаю, кто кого предал.
И вот уже теперь всё прошло по привычному сценарию. Снял её с себя, сел. Поиграл плечами, разгоняя кровь, подскочил. Подал ей руку, вздёргивая на ноги. Заглянул в глаза, притянул к себе, прижал, прошептал:
— Раз пришлось пройти через это, значит, так было нужно. Не пытайся, как всегда, ускакать вперёд. Я могу потерять твой след. И тогда уже никогда не догоню.
— Невелика потеря. У тебя есть заводная кобылка, — ну, никак не получилось у Юльки смолчать.
Ляпнула и дико испугалась. После такого на его месте она бы вообще…
— Есть, — не дал ей довыдумывать страшные кары Даян, прижавшись небритой щекой к её лицу.
— Ай! Колешься!
— Бывает, — философски заметил он, так и не отстранившись. — И заводная есть. Но настоящего боевого коня растят с жеребёнка.
— Ма! Он тебя
