К саду медленно подкрадывались сумерки, пахло сиренью и, кажется, ландышами.
– Весна, – пробормотал Суржиков. – Весна, а я тут глупостями занимаюсь. Пойду, помогу Соне в саду… если позволит.
«Не позволит! – шепнул ему внутренний голос. – Иди и делай, что обещал. До начала спектакля час, отправляйся в театр, наблюдай и опрашивай».
Влад потёр ладонью колючий подбородок, снова вздохнул и отправился бриться. Кто его знает, что там затеял Илларион Николаевич, лучше быть поближе к месту событий. Конечно, усмирить этот вулкан он не сможет, но хотя бы спасёт из-под обломков собственную гордость.
Они взяли билеты на очень удачный рейс: «Королева Маб», новейший скоростной дирижабль, шёл из Люнденвика без остановок на ночёвки, и в Кракове задерживался на два часа, только чтобы поменять фиалы с воздушными элементалями.
– Отправляется в восемь вечера, – сообщил Кулиджанов, выкладывая на стол три билета, красочные книжечки из плотной дорогой бумаги. – Будем в Москве в десять утра. На борту спальные места для пассажиров, два ресторана, бар и показ голографических комедий. Мест не было, но я воспользовался служебным положением.
Недоверчиво пошевелив пальцем билетную книжечку, Алекс спросил:
– И сколько это стоит?
– Не дороже денег. Шестьсот дукатов с каждого, ужин и завтрак включены.
– Однако… Дневная ставка хорошо зарабатывающего частного сыщика.
Капитан-лейтенант развёл руками:
– Отправляйся поездом, каких-то два дня. У меня этот билет с руками оторвут.
– Не болтай, – буркнул Верещагин, выкладывая на стол шестьдесят золотых десяток. – Мне остонадоела эта история.
– Ты такой во вселенной не один… Утешает лишь то, что дальнейшая наша работа по этому делу будет идти дома. За своим столом, с родным архивом и справочным фондом, с ночёвками в собственной кровати, если повезёт… Эх, красота!
– У меня таких денег нет, – мрачно сообщил Никонов, глядя в стол. – Так что я – поездом.
– С какой это стати? – поднял бровь Кулиджанов. – Ты-то в командировке, так что за тебя родное ведомство платить будет. Его царского величества городская стража.
– Тогда предлагаю поесть! – мигом повеселел инспектор. – Когда он ещё будет, тот ужин, да и чем там на борту накормят? Алекс, а ещё разок мы туда, на рынок, наведаться можем? А потом сразу к причальной мачте!
Театр сиял огнями.
На сей раз в зрительном зале «Драмы и комедии» все места были заняты, и даже у входа маячили несколько унылых фигур, спрашивающих лишние билетики. Афиша сообщала, что объявлен бенефис Виктории Мавлюдовой, и только на два дня труппа возобновляет постановку более чем столетней давности, лучшую комедию всех врёмен и народов – «Как важно быть серьёзным». Сегодня Мавлюдова играла леди Брэкнелл, завтрашний же состав был обозначен большим вопросительным знаком.
Суржиков прошёл к служебному входу. До начала спектакля оставалось всего полчаса, все участники давно пришли и занимались своим делом, так что обычно к этому моменту вахтёр Поликарпыч уже пил чай в своей комнатке. Но нет, сегодня он, принаряженный в форменную куртку с лирами и масками на обшлагах, стоял в дверях и строго взирал на отирающихся поблизости любопытных.
– Владимир Иваныч, наше вам почтение!
– Добрый вечер, Михаил Поликарпович, – слегка поклонившись, Суржиков миновал снявшего фуражку дежурного и направился к служебной лестнице.
– Это кто? – услышал он за спиной взволнованное контральто. – Смотри, его пустили, может, актёр?
– Небось, проверяющий какой! Из министерства или департамента. Закрыть их хотят, вот Листопадов и старается, – ответил авторитетно тенорок. – Милейший, может, договоримся как-то?
– Не положено! – голос Поликарпыча был холоден, словно лягушачье брюхо.
Дальнейших переговоров Влад не слышал, но вся эта суета подняла ему настроение, и к гримёркам он подходил, посмеиваясь. Возле первой мужской гримёрной он почти столкнулся с Крамовым; согласно афише, тому досталась сегодня роль Лэйна, с его ударных реплик начиналась пьеса, и волновался Савелий чрезвычайно. Щёки его пылали, несмотря на грим.
– Володечка! – Крамов ухватил его за рукав и почти потащил в комнату. – Вот хорошо, что я тебя встретил! Проходи. Садись!
Подтолкнув гостя к стулу, Савелий сбросил оттуда халат и какие-то шарфы и повернулся к своему соседу, молодому актёру Макарову.
– Семён, ты почему не здороваешься?
Открыв глаза, тот посмотрел непонимающе, потом расцвёл в улыбке:
– О, Владимир Иванович! Как хорошо, что вы пришли! Видели, что мы сегодня играем? У меня роль Алджернона! – он горделиво выпятил грудь и надул щёки, потом не выдержал и расхохотался. – Мы с Савелием сегодня открываем спектакль.
– Ну, ни пуха, ни пера! – Суржиков собрался встать, но старый актёр вцепился в него.
– Нет-нет-нет, я ж тебя по делу позвал! Я помню, ты всегда перед выходом на сцену какой-то стишок прочитывал, и потом такой был успех! Зал ревел!
– Ну… – смутился Владимир. – Дела былые…
– Дай!
– Что?
– Владимир Иваныч, мы с Савелием просим вас – поделитесь успехом, – сложив ладони, попросил Макаров. – О, уже первый звонок…
Крамов заёрзал на диванчике.
– Володечка!
– Ладно, – сдался Суржиков. – Только, чур, не смеяться! – Оба помотали головами, жадно глядя ему в рот. – «Давайте нынче пить вино, Пускай на дорогах мрак, И все не то, и все не так, Но что есть „то“ и „так“?».
Прозвучал второй звонок, и под этот неумолкающий трезвон он смотрел, как старый и малый, глядя друг на друга, шепчут стихи…
Звонок затих, и Савелий спохватился:
– Всё, пора на сцену! Идёмте, дорогой мистер Алджернон Монкриф!
– Идёмте, Лэйн!
Суржиков дождался начала спектакля, постоял за кулисами, вдыхая запах грима, проглаженных раскалённым утюгом костюмов, непросохшей краски от декораций, и отчаянно завидовал двоим на сцене, ведущим остроумный диалог. Потом махнул рукой, достал свой список и, прочитав его дважды от первой до последней строчки, отправился в хозяйственную часть, к Чувасову.
Илья Ильич пил чай.
В его небольшой комнатке было не повернуться, большую её часть занимал несгораемый шкаф, сработанный из чудовищно толстого металла. Всё остальное место занимали кресло, стол и диван, столь монументальные, будто их для себя лично подбирал Собакевич. В настоящий момент Чувасов расположился в кресле, на столе перед ним стоял стакан с подстаканником, до краёв налитый чёрным, почти непрозрачным чаем, блюдце с сушками и тарелка с мёдом.
На незваного гостя Илья Ильич взглянул неприветливо, выражением лица напоминая некстати разбуженного медведя.
– Сыщик пожаловал, значит, – буркнул он под нос, наклонился к стакану и отхлебнул чай.
– Добрый вечер, – поздоровался Суржиков.
– Кому как, – ответствовал заведующий хозяйственной частью.
Сесть он Владимиру не предложил, а тот и не ждал приглашения: нашарил под столом табуретку, уселся, утянул сушку из блюдца и стал вертеть головой, рассматривая комнату.
Посмотреть тут, оказывается, было на что: вся свободная поверхность стены была увешана и оклеена старыми афишами, фотографиями актёров, программками, исчерканными
