— Постой… Ив сказал, что они улетают?
— По крайней мере, госпожа Санна выразилась именно так.
— На весь день и всю ночь… и девушка надела лучшее платье, — Илзе попыталась соединить детали, собрать их в единую картину произошедшего. — Быть может, они отправились к друзьям Ива или в какое-нибудь увеселительное заведение…
— Что-то случилось? — спросил Блейк.
— Возможно. Ив и Ирис улетели, куда именно — не сказали, но он предупредил, что до утра они не вернутся… и Ирис, похоже, принарядилась, — Илзе помедлила и всё же добавила: — Несколько месяцев назад Ив и Эпифания встречались. Они казались искренне влюблёнными друг в друга, но их чувства потухли столь же быстро, как и разгорелись. Когда я провожала Эпифанию, она увидела Ива и бросилась к нему на шею… поцеловала… и всё на глазах у Ирис. Ив высвободился из объятий Эпифании и ушёл за Ирис… не знаю, поговорили ли они… и до чего могли договориться…
— А после девушка прихорошилась и вместе с возлюбленным улетела куда-то до утра? — повторил Блейк и выразительно посмотрел на Илзе.
— Разорви меня шаршы, как же злит, когда ты начинаешь языками жонглировать, — покачала головой Озара.
— Кто такие шаршы? — зачем-то полюбопытствовал Блейк, не иначе как отметив это слово в речи и Илзе, и её сестры.
— Песчаные акулы. Что ты хочешь сказать?
— Уходить из дома ради… уединения им необязательно, да и какой резон снимать комнату где-то в городе, когда под рукой есть удобная спальня? Тем более они в этой спальне и так каждую ночь проводят.
— Ив уверяет, что спят они раздельно и ложе ещё не делили.
— Не суть, — Блейк опёрся на спинку стула, склонился к Илзе. — Какова вероятность, что после ссоры, предметом которой могла стать его бывшая возлюбленная, юный Ив решил доказать глубину и серьёзность своих чувств путём заключения законного брачного союза?
— Нет, — Илзе смерила его недоверчивым взглядом, удивляясь, как ему вовсе подобная мысль в голову пришла.
— Почему нет? — и смотрит так, будто всё очевидно, и надо быть глупцом, чтобы ничего не замечать.
— Что, что он говорит? — нетерпеливо топнула ногой Озара. — Ему что-то известно о моём сыне?
— Блейк предположил, что Ив и Ирис могли пожениться, — неохотно перевела Илзе.
— Пожениться? — Озара даже шаг к Блейку сделала, словно намереваясь выжать из него всё, что ему может быть известно. — Когда?! Где?!
И впрямь, где?
Крупных, широко известных храмов Благодатных в Изумирде не было, а маленькие… возможно, и затерялись где-то в переплетениях городских улиц, но многим ли ведомо, где именно? Да и лететь туда смысла нет, маршруты городских летунов ограничены и приземлиться они могут не везде. Проще наземный экипаж нанять. Иных религий Ирис толком не знала, что до веры Ива, то не было в Изумирде и храмов Матери-Змеи…
Кроме храма Трёхликой.
— Озара, Иву много известно о храме в Менаде?
— Не то чтобы многое… его мало заботят боги, — растерялась сестра и побледнела вдруг. — Я рассказала ему перед полётом в Менад. Ив не слушал толком, скучал откровенно, пока я говорила об отражении нашей Матери в Трёхликой…
— Но даже Ив должен знать, что всякую клятву, брачную и любую другую, данную пред ликом Великой матери, нельзя нарушать.
Озара поникла, поджала губы, глядя невидящим взором куда-то мимо Илзе, и внезапно развернулась и выскочила вон.
— Озара! — Илзе встала.
— Влюблённые упорхнули в Менад? — догадался Блейк.
Илзе смогла лишь кивнуть и бросилась за сестрой.
Никогда прежде Ирис не случалось волноваться так сильно.
Когда Уилл впервые увидел её на улице и начал к ней ходить, Ирис не волновалась ни капли. Все его слова, пылкие заверения, что она ему нравится, что не след такой, как она, носом крутить, когда такой парень, как он, вниманием своим одаривает, вызывали лишь недовольство, неприязнь и желание оказаться подальше от него. Когда он повадился хватать её то за руки, то за грудь, то пониже спины и пытался впиться в губы противным слюнявым поцелуем, появилось отвращение. И в тот морозный зимний вечер, когда пьяный Уилл пришёл в последний раз, она не тревожилась, не предчувствовала чего-то дурного. Оттолкнула его, полезшего с очередным мерзким поцелуем, повторила, что ей он совсем не нравится и ничего общего она с ним иметь не желает, велела убираться прочь и больше на глаза ей не показываться.
Не волновалась, когда на следующий день её забрали прямо из батюшкиной лавки, обвинив в гибели Уилла, замерзшего насмерть в какой-то придорожной канаве на обратном пути. Тогда Ирис удивилась, растерялась и ещё испугалась за родителей, как бы им плохо после увиденного и услышанного не стало. Сердце у батюшки уже не так крепко, как в юности…
И в камере не волновалась. Просто было страшно.
Очень-очень страшно.
Умирать не хотелось. До ослепляющего ужаса, до безумия, до слёз и воя в тощую тюремную подушку. Но кричала и плакала она, пока ни единая живая душа не видела, а при посторонних старалась не показывать лишнего и особенно крепилась, когда к ней пускали родителей.
И уж тем более Ирис не беспокоилась, когда вместе с братом покидала Империю. В тот день ей совсем не хотелось оглядываться.
А сегодня волнуется. Стоит подле Ива в маленькой сумрачной зале храма Трёхликой, чувствует, как слабеют и подгибаются колени, и стыдливо прячет влажные ладошки за спиной.
Из дома они ушли не таясь, не скрываясь. Ирис надела самое красивое платье, какое только нашлось в шкафу — лёгкое, белое и почти неприличное открытое, — и волосы постаралась собрать так, как дома принято было у аранн, идущих под венец. Ив предупредил домоправительницу, что они улетают и вернутся только утром, взял Ирис за руку, и они отправились на поиски летуна. Собственного корабля у клана Чароит не было, наёмным не всем дозволялось пересекать черту города, а из тех, кому разрешалось, не каждый соглашался везти пассажиров в поселение, расположенное в стороне от главных дорог. Поэтому времени на эти поиски они потратили куда как больше, чем Ирис на все приготовления. Впрочем, Ив особо не тревожился, уверял, что дома их никто не хватится — ведь он честно предупредил об отлёте. Они обменяются клятвами в храме, переночуют в самом Менаде и утром поищут транспорт, идущий если не сразу в Изумирд, то до ближайшего тракта. Ирис напомнила робко, что в храм не всех пускают — не зря же незаконный Рейни прежде с господином Сагилитом о визите договаривался! — но Ив заявил, что их пустят непременно и чтобы Ирис о том не волновалась понапрасну.
Солнце уже начало к горизонту клониться, когда они добрались до Менада. В храм и впрямь пустили безо всяких препон, стоило Иву назвать своё имя на змеелюдском языке. Привратница, в мышасто-сером своём одеянии больше похожая на тень, нежели на служительницу богини, проводила их через маленький двор в храмовую залу. Ив оставил в чаше при входе две монеты подношением за себя и за Ирис, знаками объяснил девушке, для чего это, и только затем продолжил путь. Привратница — а может, всё-таки жрица? — попросила прибывших обождать немного. Говорила она не на змеелюдском и не на том языке, который Ирис про себя привыкла называть изумирдским и который уже чуть-чуть был понятен, а на каком-то третьем, однако Иву известном. Затем жрица удалилась, и Ирис с Ивом остались одни в зале. Пытаясь скрыть усиливающееся волнение, Ирис принялась осматриваться, насколько это возможно при двух бледных светильниках, едва-едва озаряющих и половину залы. В Империи не принято устанавливать в храмах изображения богов, статуи, картины и любое изображение с определёнными чертами лица. Благодатные полагались по сути безликими и ежели боги являют волю свою смертным, то в виде мыслей, чувств, озарения, особых знаков и стечения обстоятельств. Оттого немного удивительно было видеть каменное изваяние богини, да ещё и вызывающе обнажённое. То ли короткая юбка, то ли кусок полотна прикрывали бёдра, и больше ничего на скульптуре не было, не считая браслетов и ожерелья.
