Книга Человек находит друга - Конрад Захариас Лоренц

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107

Если мы теперь усовершенствуем игрушку, привязав ее к нитке и подвесив так, чтобы она болталась, котенок продемонстрирует совсем иную систему охотничьих движений. Он высоко подпрыгивает и хватает жертву обеими лапами, сводя их широким захватывающим движением. Во время этого прыжка лапы кажутся неестественно большими, так как когти выпущены, пальцы растопырены, а пятые рудиментарные пальцы отогнуты под прямым углом к лапе. Это хватательное движение, которое котята с восторгом проделывают в игре, абсолютно точно, до мельчайших деталей, совпадает с тем движением, которым пользуются кошки, схватывая взлетающую с земли птицу.

Биологический смысл еще одного движения, часто наблюдающегося в игре, менее очевиден, так как практически кошки пользуются им очень редко. Котенок стремительным, направленным вверх ударом вывернутой подушечки с выпущенными когтями подцепляет игрушку снизу, перебрасывает ее через плечо, так что она описывает крутую дугу, и стремительно прыгает за ней. Или же — особенно имея дело с большими предметами — котенок садится перед игрушкой, напряженно выпрямляется, подцепляет ее лапами снизу с обеих сторон и швыряет через голову по еще более крутой дуге. Часто котенок следит за полетом игрушки глазами, делает высокий прыжок и приземляется там же, где падает она. В жизни такие движения используются при ловле рыбы: первая система — для ловли мелкой рыбешки, а вторая — для крупной.

Но еще более интересны и красивы движения котят, играющих либо друг с другом, либо с матерью. Биологический их смысл не так легко объяснить, как смысл охотничьих движений, поскольку, когда кошки играют вместе, инстинктивные движения, практическое применение которых имеет весьма широкий диапазон, проделываются в прихотливом смешении и над одним и тем же объектом.

Притаившись за угольным ящиком, котенок выслеживает своего брата, который уселся посреди кухни и не подозревает об этой засаде. А первый котенок содрогается от нетерпения, точно кровожадный тигр, хлещет себя хвостом по бокам и проделывает головой и хвостом движения, также наблюдающиеся у взрослых кошек. Его внезапный прыжок относится к совсем иной системе движений, назначение которых — не охота, а драка. Вместо того чтобы прыгнуть на своего брата как на добычу — впрочем, это тоже не исключается, — котенок еще на бегу принимает угрожающую позу, выгибает спину и боком приближается к противнику. Второй котенок тоже выгибает спину, и оба некоторое время стоят так, вздыбив шерсть и изогнув хвосты. Насколько мне известно, взрослые кошки подобной позиции по отношению друг к другу никогда не занимают. Каждый котенок ведет себя скорее так, словно перед ним собака, и все-таки их схватка развивается как подлинная драка двух взрослых котов. Крепко вцепившись друг в друга передними лапами, они кувыркаются самым невероятным образом, одновременно дергая задними лапами так, что, будь на месте второго противника человек, у него после игры были бы расцарапаны все руки. Сжимая братца в железной хватке передних лап, котенок энергично бьет его задними лапами с выпущенными когтями. В настоящей драке такие секущие, рвущие удары нацеливаются в незащищенный живот врага, что может привести к самым печальным результатам. Побоксировав немного, котята выпускают друг друга, и тут обычно начинается увлекательная погоня, во время которой можно наблюдать еще одну систему грациозных движений. Когда убегающий котенок видит, что другой его настигает, он внезапно проделывает сальто-мортале, мягким, совершенно бесшумным движением проскальзывает под своего противника, вцепляется передними лапами в его нежное брюшко, а задними бьет его по мордочке.

Чем же эти игровые движения отличаются от серьезных? Внешнее сходство настолько полно, что даже самый опытный глаз бывает неспособен уловить различие. Но тем не менее такое отличие существует. В этих играх, соединяющих в себе движения поимки добычи, драки с другой кошкой и отражения нападения врага, партнеру, изображающему добычу или противника, никогда не причиняется серьезного вреда. Во время игры стремление кусать и рвать когтями по-настоящему полностью заторможено. В реальных же ситуациях этот запрет утрачивает силу под воздействием эмоций, вызывающих соответствующие двигательные реакции. Конкретное психологическое состояние животного открывает тогда путь для конкретного типа поведения — и только для него. Для игры характерно, что в ней сугубо специфическое поведение не опирается на соответствующее эмоциональное состояние. Всякая игра родственна театральному искусству в том смысле, что играющий «делает вид», будто им владеют эмоции, которых на самом деле он не испытывает. Во время игры самые различные системы движения, служащие самым разным биологическим целям, выполняются без всякого порядка, потому что конкретное эмоциональное состояние, вызывающее каждое из них в действительной жизни, тут полностью отсутствует. Движения драки выполняются без злобы, бегства — без страха, охоты — без желания утолить голод. И неверно, будто в игре реальные эмоции все же присутствуют, хотя и в смягченной форме. Нет, в игре они отсутствуют полностью, и если какая-нибудь из них действительно проснется в одном из участников, игра немедленно прерывается. Потребность играть возникает из другого источника, более общего по своему характеру, чем те частные побуждения, которые в определенных ситуациях обеспечивают необходимой энергией каждое из описанных выше движений.

Однако эта более общая потребность в игре, это желание совершать активные действия ради них самих представляет собой удивительный феномен, свойственный только наиболее психически развитым из всех живых существ. Бриджес очень удачно выразил это в поэтической форме:

Создавая, познаю

Радость созиданья,

Хоть назавтра она

Станет точно отзвук сна,

Тень воспоминанья.

И не случайно мы бываем растроганы, наблюдая за игрой молодых животных, не случайно игра представляется нам более высоким видом деятельности, чем соответствующие ей серьезные типы поведения, назначение которых— сохранять жизнь вида. Игра отличается от серьезных действий не только негативно, но и позитивно. В игре — особенно у молодых животных — всегда присутствует элемент открытия. Игра типична для развивающегося организма. У сложившегося животного потребность в ней затухает. Я определил игру как «Vorahmung» (предварительная имитация), используя термин Карла Грооса, чтобы подчеркнуть, его игровые эквиваленты некоторых врожденных, полученных по наследству движений присутствуют в жизни каждого животного еще до того, как оно начинает применять их я реальных ситуациях. Гроос придает игре большое воспитательное значение и утверждает, что различные движения совершенствуются благодаря частым игровым повторениям. У нас есть серьезные основания усомниться в верности последнего утверждения как общего принципа, поскольку инстинктивные, унаследованные движения развиваются подобно органам и не требуют специальной практики, что полностью

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107