— Ничего не чувствую, — пробормотала она. Я покачал головой, улыбаясь.
— Это вакуумный стимулятор. — Я потянулся за игрушкой — бесовка покорно отдала, с интересом провожая ее взглядом. — Работает он только в одном месте. Позволишь?
Мои глаза с вызовом пронзали янтарные глаза, в которых любопытство боролось со страхом. Я тер большим пальцем свободной руки внутреннюю сторону ее бедра, едва дыша. Может отшить. Если бы мы не прервались после дегустации джемов, все пошло бы как по маслу.
— Я сама!
Она выхватила игрушку и забралась с ногами на кровать. Кожаные штаны тесные — бесовка смело расстегнула молнию, но замерла. Ага, штаны придется стянуть и трусики немного тоже. Я ухватил одеяло за угол и скинул на пол, достал из тумбы лубрикант и уселся в изножье кровати.
— Одеяло отбросил, чтобы я не укрылась? Наблюдать собрался?
— Еще бы! Хочу посмотреть, как ты будешь кончать. И сам заодно… — Бесцеремонно я выдавил на ладонь пару капель лубриканта, распахнул халат и растер их по напряженному члену. — Лента сбоку, если смущаешься.
— Не надо… — промолвила сиплым голосом. — А скажи… Как правильно пользоваться?
Брови мои поднялись. Вправду? Только что была смелая и в одиночку собиралась разобраться. Что случилось? Испугалась, что покажется смешной? Ее взор бегал по простыням, она крутила пингвинчика в руках.
Я привстал и улегся рядом с ней, облокотившись на подушку. Обнаженные груди манили. Беатриса вручила мне пингвинчика, наши пальцы соприкоснулись, задержались в движении. В мгновении застыло трепетное волшебство, когда слов не нужно. Я посмотрел на губы, которые она приоткрыла, посмотрел в янтарные глаза, подернутые хмельной поволокой, и подался ближе. К черту игры, я больше не могу держать себя в руках…
Пальцы скользнули по моей шее. Я ловил ртом ее дыхание за секунды до бешеного поцелуя. Но что-то перехватило дух, сжало глотку. Я оторопел на миг от неожиданности, выронил игрушку, мазнул рукой по горлу — лента. Ею бесовка обвила мне шею и со свирепым взглядом душила.
— Ненавижу тебя, скотина! От всего сердца ненавижу! Убила бы. Но так же яростно, как ненавижу, хочу тебя.
Оставив в покое ленту, я задержал дыхание и нащупал ширинку кожаных штанов. Открыта. Я ухватил ее и дернул ткань вниз до треска. Бесовка втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
— И чем сильнее хочу, тем сильнее ненавижу! Лучше бы ты не соблазнял меня. Ты поплатишься за это.
Я вцепился в ее штаны и стащил их с бедер.
— Слабо душу? — она натянула ленту до боли. Я и не поморщился. Год назад я проходил адские тренировки на выносливость, и удушение куском атласной ткани — чепуха, сравнима с царапиной. Но бесовка зря полезла на рожон. Дикие глаза остекленели, когда я сорвал вслед за штанами трусы. Держала ленту она двумя руками, помешать мне не могла. Моя голова надувалась как шар, краснела от напряжения и недостатка кислорода, пульс стучал в висках, но мозг удивительно ясно соображал. Между ног у нее жесть как мокро. Я окунул палец в смазку и, раздвигая складки, двинулся к клитору.
Она закусила губу.
— Так нечестно…
Я убрал руку. И на ощупь нашел пингвинчика у ее бедер. Говорят, он сводит с ума. Говорят, он заставляет кончить, даже если сопротивляешься. Говорят, наслаждение от него ни на что не похоже. Мне не терпелось проверить, как бесовке снесет крышу. Я приложил отверстие с насадкой к клитору.
Беатриса покосилась вниз. Аккуратные брови сошлись на переносице, ресницы затрепетали. Она откинулась на подушку, лента на несколько секунд невыносимо натянулась — и ослабла. Едва она выронила ткань, я молниеносно бросил пингвина, выхватил ленту, поймал запястья бесовки и крепко связал их у живота. Груди аппетитно выпятились, стиснутые руками с обеих сторон.
— Это было подло.
Злость вскипятила кровь в венах. Я кинулся к ее лицу и пальцами сжал подбородок.
— Значит, хочешь меня?
Она молча сверлила меня гневным взглядом.
— Трахнуть тебя?
— Иди в жопу!
Я мечтательно промычал и, отпустив ее подбородок, хлопнул ладонью по ее обнаженному бедру.
— Любишь анальный секс? Я не очень, но ради тебя…
— Только попробуй! — Крик резанул по ушам. — Я тебе квартиру разнесу!
Чуть не сказал, что тоже могу ей разнести квартиру, но прикусил язык. Лишнее для нее быть в курсе, что у меня есть ее адрес.
Груди с торчащими сосками манили и манили. Я пальцами игриво пробежался по ним.
— И вообще! Если немедленно не развяжешь меня, тоже разнесу тебе все тут!
— А что сделаешь, если сначала трахну тебя, а потом развяжу? — Я поднялся и быстро нашарил глазами презерватив: он мирно отдыхал недалеко от тиклера у изножья кровати.
— Покромсаю тебе всю одежду. Посуду перебью! Игрушки переломаю!
С полиэтиленовым квадратиком я вернулся на подушки и провел острым уголком бесовке по декольте. Она забрыкалась. Ни разу я не связывал девушек насильно. Лишь по их желанию. Да, иногда они сопротивлялись в шутку, но никогда всерьез. От злости на Беатрису у меня мутнел рассудок. Я мог легко всунуть в нее член, что мне стоило ее скрутить? Но я добьюсь своего. Она согласится.
— Окей, трахну тебя, развяжу, дам ножницы и молоток. Идет?
— Кто-то говорил, мол, я тебя попрошу о сексе. Посмотри на себя. Да ты меня упрашиваешь. Из кожи вон лезешь. Шмотки не жалко.
— Посмотри на себя! Если бы ты не хотела, чтобы я тебя трахнул, не лежала бы здесь. — Я уткнулся лбом в ее лоб и сощурился. — Тебе хочется, чтобы я сорвался, да?
Она напыжилась. Чертовка, скривила, надула губы, упорно молчала. Я тер пальцами ее шею, прощупывая вены, которые с бешеной скоростью сотрясал пульс. Она играет со мной. Как я с ней.
Бесовка. Рушит к чертям мои принципы. Обычно девушки сами запрыгивают на меня — это неплохо, просто порядком приелось. У Беатрисы довольно хорошее самообладание, в отличие от меня. Ибо я сию секунду послал все на хер.
— Стоп-слово ты помнишь. Пока его не скажешь, не остановлюсь.
На миг в янтарном взгляде мелькнуло смущение и растерянность. Она приоткрыла рот, будто только-только обнаружила, что у нее, оказывается, есть путь к спасению. Я в тихом ужасе уставился на ее губы. Возбуждение замерло мучительной тяжестью в паху — бесовка скажет «акула», и мне придется ее отпустить.
— Чтоб тебя трахнул в жопу единорог!
Я прыснул со смеху.
— Ты же моя сладкая девочка.
— Что? — она хмыкнула. — Я не девочка, тем более не твоя.
— Сейчас моя.
Беатриса не ответила. Я не закрывал ей рот, нет. Я дал в руки пингвинчика. Она прижала его к клитору и, видимо, улетела. Зажмурила веки, застонала так мелодично, что у меня горячий мед из ушей потек. Я слегка растерялся, терпя болезненное желание. Она выгибалась, полностью отдаваясь удовольствию и вряд ли обратит внимание, если буду целовать или ласкать. Но член во влагалище точно заметит, с ним будет куда приятнее.
