и со всей твёрдостью решай быть смиренным, и прими всякие противности и угнетения как добро и как подлинные орудия, которыми приближается твоё спасение. Радуйся, когда тебя презирают, и желай, чтобы Бог был единственным твоим прибежищем, единственным утешением и защитником.
104. Нет ничего великого пред очами Божьими[128]. Поэтому истинно смиренный презирает всё, даже себя самого, и уповает только на Бога.
105. Истинно смиренный страждет внутреннюю работу терпеливо и спокойно[129] и тем самым за короткое время достигает большого успеха, словно корабль при попутном ветре.
106. Истинно смиренный везде находит Бога; это и бывает причиной того, что всякое презрение, поругание, досаду и клевету он принимает с великой внутренней тишиной, как дары от руки Господней и как средство, которым Он испытывает нашу верность Ему.
107. Смирение того, кому угодны ещё похвальные речи (даже если он не желает и не ищет их, а то и вовсе бежит от них), не слишком велико. Ибо смиренному сердцу похвальные речи — как горький крест, хотя оно всегда пребывает совершенно тихо и неподвижно в себе самом и в твёрдом основании ума.
108. У кого нет смертельной (пусть даже тихой и мирной) ненависти к самому себе, тот не обретёт истинного смирения; и нельзя получить истинного сокровища, кроме как через глубокое познание своего ничтожества и малости, своей повреждённости и бедности.
109. Кто извиняется и умеет всячески оправдываться (особенно перед своими начальниками), у того нет простого и смиренного сердца; ибо стремление противоречить и выкручиваться происходит от тайной гордости, которая господствует в душе и является причиной её повреждённости.
110. Если душа ещё имеет противоречия на устах, это показывает, что она непокорна; а если она непокорна, то и не смиренна; и противоречие же, и непокорство есть солома для розжига ума беспокойством, возмущением и различием.
111. Прямо смиренное сердце не обеспокоивается случающимися с ним слабостями, хотя они как пронзающие мечи для души исключительно потому, что противны нашему Господу Богу; и не смущается, видя свою неспособность к произведению в действие чему-либо великого: ничтожество и бедность его всегда у него перед глазами. Особенно сильно удивляется такая душа, если смогла сделать что-то доброе и годное, поэтому тотчас благодарит Бога в искреннем признании, что Господь есть тот, кто творит всё доброе, а от неё не происходит ничего, кроме зла.
112. Истинно смиренный, хотя всё видит, ни о чём не судит, кроме как о своих прегрешениях.
113. Когда истинно смиренному человеку причиняют обиду, он всегда находит извинение тому, кто её причинил. Извиняет же он его не иначе, как следующим образом: он не ведает, что творит зло; как же мне сердиться на того, кто не имеет злых намерений? Неведающий не грешит.
114. Ложное смирение неугодно Богу так же, как гордость, а то и ещё больше; ибо помимо того, что в основе её — не что иное, как гордость, оно имеет спутником лицемерие.
115. Истинно смиренный ничему не позволит обеспокоить себя, даже если с ним происходят одни лишь несчастья и неприятности; ибо он почти настроил себя на это и считает, что заслужил всё то зло, которое с ним случается. Он не мучает себя ради наглых и отяготительных помыслов, которые возбуждает в нём сатана в напастях, в кресте, в страданиях и безутешности, ибо признаёт себя недостойным всякой утехи и помощи, да ещё и радуется муке и боли, которые Господь посылает ему через скверного раба и палача, ангела сатаны. Он ни во что не ставит всё своё страдание и считает себя неспособным к такому делу, которое он должен хоть немного уважать.
116. Хотя тот, кто имеет совершенное и внутреннее смирение, ни о чём не беспокоится, но (поскольку он испытывает к себе высочайшее омерзение, признавая своё несовершенство, неблагодарность и бедность) такое чувство — великий крест для него, и вместе с тем — великий признак его смирения. Та блаженная душа, которая пришла к этой святой ненависти к самой себе, живёт истинно в отвержении, погружённой и поглощённой в своём Ничто; откуда и извлекает её Господь, дабы сообщить Божественную Премудрость и наполнить её светом, миром, покоем и любовью.
ГЛАВА XII
Что такое внутреннее уединение, которое наилучшим образом служит для обретения духовного мира
117. Хотя внешнее уединение прекрасно способствует обретению внутреннего мира, оно не является собственно тем, о чём говорил Господь, общаясь к верующей душе устами одного из Своих пророков: что Он приведёт её в пустыню и дружески побеседует с нею (или, буквально, будет «говорить к сердцу её», Ос. 2:14). Но надо понимать эти слова о внутреннем уединении, которое ведёт к высочайшему покою. Это уединение состоит в забвении всего сотворённого, в отвлечении и обнажении ума и сердца от всех наших страстей и помыслов, от всех наших вожделений и от нашей собственной воли. Это истинное уединение, в котором душа с глубокой и возлюбленной тишиной покоится в объятиях Того, Кто есть высочайшее Добро и Источник всякого добра.
118. О, сколь великое, сколь глубокое, сколь неизмеримое отстояние и отличие беспредельного распространения в душе, которая ведётся в эту божественную пустыню, от прочих тварей! Какие внутренние, какие тайные и сокровенные, какие глубокие и долгие ответвления [или камеры] в ней можно обрести? А бывает в этих духовных пустынях и так, что Бог ходит и общается с душою и внутренне сообщает ей Себя. Там-то Он и наполняет её Собою, поскольку она праздна; одевает её светом и любовью, поскольку она нага и неодета; возвышает её, поскольку она содержит себя низко; обогащает её, поскольку она нища; и даже, наконец, соединяет Себя с нею, преобразует в Себя и превращает в Свой образ, поскольку находит её единой.
119. О приятное уединение! о единство[130], соединяющее вместе вечные блага! о зеркало, в котором беспрестанно созерцают Вечного Отца! С великой правдою называешься ты уединением или пустыней, поскольку ты уединённа и едина, так что едва найдётся хоть одна душа, которая тебя знает, которая тебя любит и ищет. О Господь! как возможно, что не все души заботятся об этой славе на земле, и что они и для одной только склонности и движения, для одного вожделения к какой-либо твари позволяют себе не доставать столь великого добра? О, сколь блаженна была бы ты, христианская душа, если бы всё бросила ради Бога, если бы желала Его Одного, искала Его Одного, к Нему Одному устремляла всё своё воздыхание
