скрывалось во тьме, кроме сов? Фонарь был разбит в дребезги. Мерин размозжил его в ходе борьбы с коновязью. Доблестный надеялся, что коню удалось сбежать, и теперь он не валялся мертвым на дне Дыры. Или не был кем-нибудь сожран.
Обняв себя руками, он снова прошелся вокруг балкона и огней королевских апартаментов. Фицрой непременно отправит отчет о его прибытии Предводителю, но он не был склонен ждать результатов. Он хотел оказаться внутри как можно скорее. Либо Бандит, либо Дредноут должны дежурить в королевских покоях. Он поскреб камни и сделал шаг назад, чтобы присмотреться. Не к окнам, а к двери.
Дверь была открыта.
За ней стояла тишина. Ярко горели свечи, а призрачный дым строился из дымохода. И тем не менее, дверь, в такую морозную ночь, была открыта? Когда он был здесь в прошлый раз, её не открывали. Каждый волосок на шее Доблестного встал дыбом.
Говорили, что на Старкмуре растет лишь одно дерево. Годы назад кто-то посадил семя или уронил огрызок яблока у королевского балкона. В этом укромном солнечном уголке, ростку было достаточно комфортно. И он вырос в тоненькое молодое деревце. Слишком низкое, так что Гвардия не собиралась рубить его. Хотя еще три года назад дерево было достаточно крепким, чтобы выдержать Доблестного, Белку в Человеческом Теле. Юноша рос быстрее, чем деревце, но сейчас у него просто не оставалось выбора.
Заткнув Ловкость за пояс, он начал подъем. Деревце изогнулось. И угрожающе заскрипело. В этой тьме Доблестный оцарапался, изодрал лицо, но в конце концов смог-таки ухватиться за перила балкона и втащить себя через них. Ему стало чуть лучше, хотя монстры, как он знал, тоже умели карабкаться по деревьям.
— Старкмур! — сказал он громко, повторяя крик Ордена.
Войдя в комнату, он собирался уже постучать, но костяшки его пальцев так никогда и не коснулись двери. В нос ударило зловоние, а ушей коснулись жуткие чавкающие звуки. Здесь было что-то живое.
Только живое. Вся комната была измазана кровью. Мебель была разбросана во все стороны. Если бы свечи стояли в подсвечниках, а не были закреплены на люстрах, весь Айронхолл уже был бы объят огнем. И запах... Он слышал много историй о Ночи Псов. О том, как монстры взобрались на стены, выломали железные прутья своими зубами. О том, как приходилось кромсать тварей на куски, чтобы уничтожить их. О зловонии, которое исходило от них после смерти.
То, что лежало на полу, было размером с лошадь. И оно все еще было живо. В смертельной агонии оно устроило в комнате весь этот беспорядок. Существо корчилось, лягалось, издавало ужасные булькающие звуки, пытаясь дышать. Нечто вырвало его горло.
Нечто или некто? Серебряный Плащ? Это совершенно точно был не человек. Натравил ли убийца одного монстра на другого?
Доблестный просто пялился, пытаясь осознать происходящее. Весь Айронхолл был втянут в его кошмар. И адская гончая не устояла. Её голова была откинута назад, так что дыра на шее выглядела, как зияющий рот. Несмотря на это, существо чувствовало, что в комнате у него есть компания. И оно быстрее забило ногами, пытаясь добраться до Доблестного. Прогресс был небольшим. Собака только отшвырнула в сторону стул. Где Гвардия? Почему никто не услышал драки и не пришел проверить?
Если Серебряный Плащ послал против короля монстра, этим стоило бы заняться Клинкам. Если Клинки поставили монстра, чтобы заманить в ловушку убийцу, то как тот сумел избавиться от существа? Однако, такой ответ казался более вероятным. Это объясняет, почему в Айронхолле инквизиция, а Клинков нет в комнате. Когда магистр Милашка упомянул о собаках, лорд Роланд прервал его так же быстро, как высмеял Доблестного.
Там, где была одна смертельная ловушка, могла быть и другая. Теперь болота казались Доблестному куда менее опасными, чем королевские апартаменты.
Юноша запнулся.
— Миииилая собачка! — пробормотал он и выскочил на улицу.
***
Заплатив двумя ногтями, болезненно содранной кожей на голени и тремя поломанными ветками, он спустился с дерева. И что теперь? Он с опаской поглядел в ночь. Против этих тварей рапира бесполезна, как мокрая струна.
Необходимости сообщать Бандиту, что Серебряный Плащ в пути, больше не было. Единственно, что было теперь действительно необходимо -— спасти Доблестного от того, что обитало на болотах. Если королевские апартаменты были превращены в ловушку, то любое место могло также оказаться капканом. Включая ворота. Но он знал один путь в Айронхолл более никому не ведомый. В свои дни Белки в Человеческом Теле, будучи сопрано, он поднялся на фальшивые зубцы и оставил там напоминание, которое все могли бы увидеть. За это Великий Магистр дал ему две недели работ на конюшне.
В дальнем конце Карьера, где стена встречалась с банями, между ней и изгибом боковой башни был узкий промежуток. Он пробирался сквозь эту расщелину, прижимая ноги к одной из стен, а спину -— к другой. Теперь он был старше и крупнее. Он замерз и устал. Было темно, а мороз мог сделать камень скользким.
Но мотивация была сильна.
Спотыкаясь, он побрел сквозь ночь, размахивая рапирой, словно слепец -— тростью. Шаги стучали, словно барабанная дробь. Он боролся с соблазном обернуться в поисках следивших за ним горящих глаз. В любом случае, монстры столь же легко могли ждать его впереди.
Теперь ему приходилось идти аккуратнее, так как дальше дороги не было. Впереди лежал Карьер, который был почти непроходим даже при дневном свете. Все должно быть хорошо, если Доблестный будет держаться очень близко к стене, хотя ему придется ломиться через кусты и взбираться на скалы. Были места, где карниз был слишком узок.
С бешено колотящимся сердцем, Доблестный развернулся.
— Кто здесь?
Тишина.
Воображение? Ему показалось, он что-то услышал.
Двигаясь по твердой земле как можно быстрее, он продолжил свой путь. Скоро ему потребуется немного удачи, правда?
Глава двадцать четвертая
События развиваются
Вероятность пожара была крайне мала. Никто из кандидатов, даже сеньоры, не мог зажигать свет в комнатах после того, как его потушили во всей школе, и за этим строго следили.
Однако, Айронхолл не славился соблюдением правил. В ход пошли кремень, сталь и древесина. Полетели искры, и общежитие озарилось светом дюжины свечей. Сервиан за дверью притих. Либо здесь случайно прошел патруль Клинков, либо же он надеялся, что Клоп снова прыгнет к нему в лапы.
Изумруд изо всех сил пыталась привыкнуть ко всей нелепости ситуации, а так же -— к тошнотворной пульсации боли на лице. Внимание
