Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Нельзя сказать, чтобы Ольгица сильно обрадовалась этому известию: в ее памяти еще была слишком свежа жизнь в роду старой Норини, и ей совершенно не хотелось немедленно войти в дом нового мужа, которого она не знала и не могла любить. Пять лет назад, когда скреплялось обручение, двенадцати летнюю невесту даже не показывали родичам такого же юного жениха, все решилось между их отцами. А у Дивляны, успевшей повидать Радима, не поворачивался язык уверять, как это обычно делается, что жених — красавец и молодец хоть куда. Зато Ольгимонт смотрел на Дивляну так, будто она вытащила его из воды: благодаря ней он и его отец получили возможность наконец сдержать слово, данное пять лет назад. То, что Ольгица была похищена и два года прожила женой голядского старейшины, от радимичей и вообще от посторонних предполагалось скрыть: Ольгица должна была отвечать, что находилась в лесу и обучалась мудрости у волхвов. Клюка старой Кручинихи пришлась очень кстати: Ольгица пока не пыталась вызывать духов, доставшихся ей по наследству, пока мать или кто-то из мудрых людей не научит ее, как с ними обращаться, но зато благодаря этой клюке она кого угодно могла убедить в том, что действительно жила у лесных волхвов.
— Отец наш слово дал, — старался утешить ее Ольгимонт, сам не слишком веселый — ему жаль было снова расставаться с любимой сестрой, едва успев ее найти. — Княгиней будешь радимичской…
Зато вот изумление на лице Радима, когда он наконец ее увидел, могло хоть как-то послужить утешением. Ольгица была красива и сама по себе, а для встречи с женихом ее одели, выбрав самые лучшие вещи из всех захваченных в поселке Норини. Благодаря собственной красоте и блеску богатого убора Ольгица выглядела как настоящая Аушрине-Заря, и Радим, едва ее увидев, застыл и онемел, так что даже не сумел I положенным образом приветствовать невесту, несмотря на тычки кормильца.
— Ну, что — стоило такую деву пять лет подождать? — усмехнулся Белотур и с довольным видом разгладил усы, будто эта красота была его заслугой. Что отчасти и соответствовало действительности — если бы не он и его дружина, неизвестно, сумел бы Ольгимонт найти и вернуть свою сестру «из лесов».
* * *
Когда Дивляна наконец увидела Днепр, вид его ничем особенным ее не поразил. Река как река: не слишком высокий берег, поросший травой, те же вечные ивы подле самой воды. Волхов возле Ладоги во много раз шире, а Днепр здесь и ребенок легко переплывет.
— Это он тут, возле верховий, такой, — пояснил Белотур, видя ее разочарованное лицо. — А у нас, под Киевскими горами, он о-го-го какой! — Он распахнул руки во всю ширь и улыбнулся, намекая, что даже его длинными руками и широкими плечами могучего Днепра не обнять.
— А мы сейчас уже полдороги прошли?
— Вроде того. Но отсюда легче будет, теперь только вниз по реке идти.
Дивляна с трудом верила, что большая и сложнейшая часть пути уже осталась позади. Когда выезжали из Ладоги, ей казалось, что до Киева, как на Тот Свет, ехать придется года три. А так, выходит, они могут оказаться на месте еще до Всеведова дня? И вместо того чтобы думать, как добраться до будущего мужа, ей придется думать о том, как с ним жить…
— Ты ведь меня не оставишь? — шепнула она, не глядя на Белотура. Из всех, кто окружает ее сейчас, только он один и будет рядом в той жизни — ведь братья после свадьбы уедут. Самое позднее — весной.
— Да как же я могу? — тоже не глядя на нее, тихо ответил он. — Мы теперь один род, одна семья. Да.
Это «да» он сказал так непонятно, словно пытался сам себя в этом убедить. Дивляна молчала, сцепив пальцы на коленях. Вот уже не в первый раз ей казалось, что она на переломе, на перепутье, на середине дороги между прошлым и будущим. Это ей казалось в тот вечер, когда она уезжала с Вольгой из Ладоги, смотрела на уплывающие назад последние ладожские избушки, Малятин челнок на берегу и развешанные сети. Потом — когда лежала в лесу под Словенском, в наскоро поставленном шалаше, и в бреду ей мерещилась мать, собирающая травы. Когда она стояла на вышитом полотне перед жертвенником Лели и слушала песни, прославляющие богиню Солонь в ней. Когда снова уехала из Ладоги, чтобы стать женой Аскольда. Когда простилась с князем Судиславом и с Ильмерь-озером. Когда шла по первому своему волоку за верховьями Ловати. То, что казалось ей серединой жизни и серединой белого света, повторяясь, все время отдалялось. Это как плыть через море… Она, конечно, не бывала там, но слышала рассказы торговых гостей. Когда плывешь по морю, берегов не видно и кажется, что ты уже на середине. А небокрай все отдаляется, и кажется, что эту «середину» ты несешь на себе. Так же и в жизни — берегов не видно, и с каждым шагом то, что ты считаешь порогом, передвигается, не дает оторваться, а небокрай уходит все дальше. И где же будет настоящий край неба? В Киеве? Или в далеких Шелковых странах? Теперь Дивляна, умудренная опытом, сомневалась даже в этом.
По Днепру шли вверх по течению, но недолго. Всего две смены гребцов — и показался Свинеческ, то место, где Белотур надеялся найти князя Громшу или верные известия о нем.
Городок Свинеческ был назван так, потому что лежал при впадении в Днепр маленькой речки, скорее даже ручья, который местные жители называли Свинец или Свинка. Сам городок занимал довольно высокий и крутой холм, а от днепровского берега, в этом месте довольно низкого, его отделяла кочковатая луговина шириной шагов в сорок, покрытая жесткой травой. Возле самого городка блестело озерцо, — в нем плавали гуси и утки. По вершине холма шел крепкий частокол, ворота были закрыты. Позади холма виднелся сосновый бор.
— Там князь живет? — спросила Дивляна, оглядывая частокол. Столь хорошо укрепленное и защищенное место она видела впервые.
— Да, князья смолянские тут осели, да и при них люди всякие… Варягов много.
Оказалось, что округа на довольно широком протяжении густо заселена: каждая из небольших речек была усеяна весями. А прибрежная полоса Днепра, включая устье Свинца, считалась «ничьим местом», то есть межой, границей угодий близживущих родов. Сюда эти роды когда-то собирались на игрища, на волостное вече и на торги между собой, вследствие чего это место стало известно как Вечевое Поле. Здесь, на ничейной земле, стояло святилище Велеса и Марены, где сжигали умерших, а по окраинам поля устраивали жальники, где каждый род отдельно хоронил прах своих предков: на границе «своего» света, все равно что на Той Стороне. Но из всех виденных Дивляной мест это могло с наибольшим правом быть названо мостом через огненную реку. Отсюда начиналась прямая дорога по полноводному Днепру до самой полянской земли, уже без порогов, волоков и прочих преград, причем вниз по течению река несла лодьи сама. Сюда же, к Днепру, выходили речные пути как с востока, так и с запада. С запада через Двину в кривичские земли попадали гости с того же Варяжского моря, и отсюда они через верховья Днепра пробирались на реку Олкогу,[21]ведущую в землю булгар, чтобы обменять северные меха или пленных на шелковые ткани, а главное, серебряные шеляги.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
