- Отлично. Разденься. Сегодня никакой одежды.
- А если к тебе кто-нибудь придет? – вырвалось у Томы.
- Мне повторить? – холодно поинтересовался Руслан.
Она и сама сообразила, что нарушила правила. Щечки тронул легкий румянец, коротенькая ночная сорочка упала на одеяло.
- Принеси ошейник.
Тому из комнаты как ветром сдуло. Через мгновение она уже стояла на коленях, протягивая ему ошейник. Руслан застегнул его на шее Томы, а после уложил ее попкой кверху и отсчитал десять увесистых шлепков в наказание за неуместный вопрос.
- У тебя пятнадцать минут, чтобы умыться, - произнес он после порки. – И в твоих интересах не опаздывать, бэси.
Она не опоздала. Через десять минут уже стояла рядом, опустив взгляд.
- Тома, посмотри на меня, - потребовал Руслан.
И облегченно перевел дыхание, не заметив в ее взгляде ни страха, ни досады. Предвкушения тоже не было. Рабство она восприняла, как наказание, и это его вполне устраивало.
- Займись уборкой, бэси. Я приготовлю что-нибудь на обед. Да, и собери мои рубашки в стирку.
Тома растерялась, но промолчала, наученная предыдущим опытом. Наверное, думала, что ей весь день придется выполнять унизительные приказы. Руслан же не планировал ничего необычного, только простые домашние дела. Обнаженное тело – лишь дополнительный фактор унижения.
Во-первых, Тома знала, что Леха может завалиться в любой момент и без предупреждения. Руслан не стал говорить ей, что звонил другу, пока она умывалась, и пообещал кары небесные, если сегодня он нарушит их уединение. Во-вторых, полы Тома всегда мыла руками, так что ей приходилось наклоняться, выставляя напоказ попку. В-третьих, ожидание наказания мучительно и томительно. В-четвертых, Руслан наблюдал за самочувствием своей бэси, но тошнотой она определенно не страдала. И пообедала если не с аппетитом, то вполне сытно, не испытывая дискомфорта.
После обеда Руслан достал из ящика с игрушками анальную пробку. Тома послушно развела ягодицы и едва слышно охнула, когда пробка вошла в попку.
- Одевайся, бэси, - велел Руслан. – Мы идем в парк.
- Только не публичная сцена! – вырвалось у нее.
Он молча перекинул ее через колено и выдал еще десять шлепков – несильных, только чтобы обозначить свое недовольство. Тома урок усвоила и, обиженно сопя и потирая ягодицы, быстро оделась для прогулки.
Недалеко от дома, где жил Руслан, располагался большой лесопарк. В теплый летний день там, конечно же, гуляли люди, но Руслан отыскал заросли кустов у пруда, к которым вела заброшенная тропинка. Рядом росла ива.
- Держи. – Он вручил ей небольшой перочинный нож. – Не порежешься?
- Нет… - Тома удивленно на него посмотрела. – А что мне делать?
- Готовить розги для своей попы, - невозмутимо произнес Руслан.
И улыбнулся, когда она метнула на него яростный взгляд. Возмущаться, однако, не решилась, но возразить попыталась:
- Но… это же…
- Стыдно, бэси, согласен. Наказание не должно быть приятным, - мягко ответил он. – Лучше поторопись, пока здесь никого нет.
Она шумно выдохнула.
- Сколько… розог?
- Я скажу, когда будет достаточно. И дополнительная порка за возражения и вопрос.
Кусая губы и оглядываясь, как воришка, Тома стала срезать ивовые ветки. Руслан присел на поваленное дерево и вытянул ноги.
- Покажи, - попросил он через несколько минут.
Тома положила ему на колени целый пучок. Руслан придирчиво осмотрел каждую веточку, отбросил несколько кривых и тоненьких.
- Очищай от листьев и почек.
Руслан не разбирался в розгах и их приготовлении, но он и не собирался использовать их классическим способом. Одно дело отшлепать ладонью или выпороть ремнем, но сечь розгами неумеючи – страшно. Да и не было у него желания причинять Томе сильную боль. Она должна прочувствовать наказание, его стыд и неотвратимость.
Вскоре на коленях у Руслана лежал пучок тонких прямых прутиков, напоминающий небольшой веник.
- Достаточно, - сказал он. – Бери розги, пойдем домой.
Естественно, Тома нарвалась еще на одну штрафную порку.
- К-как… - пролепетала она. – А пакетика нет?
- Нет, бэси. Ты понесешь это в руках, - терпеливо объяснил Руслан.
- Но ведь все поймут!
- Может, ты лозоплетением занимаешься. Кому какое дело?
Тома повертела в руках прутья и опустила голову.
- Прости… - прошептала она.
Переживала она зря, никто не обращал внимания ни на ее пунцовые щеки, ни на розги, которые она несла, и на «утиную» походку из-за пробки, причиняющей ей определенные неудобства. Но стыда и унижения хватило с лихвой.
- Раздевайся и жди наказания в углу.
Кажется, этот приказ принес Томе облегчение. Ожидание почти закончилось, осталось пережить боль.
Руслан связал прутья у основания, ошпарил их кипятком из чайника. Вдруг он все же по неосторожности поранит кожу? Диванные подушки он положил поперек дивана, одну на другую, и позвал Тому.
- Мне очень жаль, что приходится наказывать тебя, бэси, - сказал он и провел пальцами по ее щеке, нежно поглаживая кожу. – И я хочу, чтобы ты знала, это наказание за коктейль, опрокинутый за шиворот госпоже Светлане. И за то, что ты ослушалась моего приказа и покинула чилаут. Приступ ревности я уже простил. Все понятно?
- Да, сэр, - тихо ответила Тома.
- Ложись животом на подушки. Связывать тебя я не буду, ты должна лежать смирно.
- Я… я не выдержу без… - Она осеклась, когда Руслан посмотрел на нее с упреком.
- И о штрафной порке я не забыл. Не усугубляй, бэси.
Тома всхлипнула и легла, как он велел. Первым делом Руслан вытащил пробку, потом отшлепал ягодицы – несильно и без счета, до легкого розового цвета, удачно проведя необходимый разогрев.
Розги свистнули в воздухе, - Руслан стряхивал с веток капли воды, - и Тома вздрогнула.
- Счет не нужен.
О соседях он не напомнил, она и сама не захочет, чтобы ее услышали. Да и не будет сильной боли, не должно быть.
Руслан не замахивался розгами, он похлопывал «веником» по попе, как в бане, только чаще и с небольшой амплитудой. Поначалу Тома лежала тихо, потом кожа покраснела, и она завертела попой, заохала, застонала. Еще немного – и стала повизгивать, пытаясь увернуться от розог. Руслан придерживал ее за поясницу и продолжал экзекуцию до тех пор, пока Тома не расплакалась.
Отбросив розги, он присел рядом и гладил ее по голове и плечам, успокаивая лаской.
- Все, бэси, - произнес он, едва рыдания стихли. – Наказана и прощена. И больше не рабыня.
