Галльский просто шатался по залу, со всеми перебрасываясь несколькими словами и не более. Даже ко мне ни разу не зашел, ограничившись коротким рукопожатием, когда я вышел якобы проверить работу моих « подчиненных».
Зато шоу, устроенное Антоном и Милой прошло на ура. И, судя по подсчетам, выручки мы сегодня собрали больше, чем клуб набирал за последние недели. А это еще ведь без всякой рекламы!
Напряжение потихоньку стало сходить на нет. Все слегка расслабились и каждый просто начал делать то, что должен.
Снова возвращаюсь домой под утро. Катя, вроде как, спит, - и я даже не захожу к ней, чтобы проверить. Устало опускаюсь на свой диван, чувствуя, что сегодняшний день вымотал меня до предела. Почти тут же проваливаюсь в сон.
Из которого меня заставляют вынырнуть необычно ласковые прикосновения к моей щеке.
Осторожно, стараясь себя не выдать, приоткрываю глаза. Сквозь ресницы вижу, как Катя, аккуратно присев на краешек кровати, поглаживает мое лицо, что-то бесшумно шепча полураскрытыми губами. И снова горячее тепло разливается внутри, заставляя кровь бежать по венам быстрее, а сердце биться так громко, что она просто не может его не услышать.
Всхлипнув, Катя проводит по моему подбородку и встает.
Но я уже просто не могу ее отпустить!
Резким движением хватаю ее за талию и дергаю на себя. С шумом выдохнув и не издав ни звука, Катя валится на мое плечо.
Прижимаю ее к себе так сильно, как только возможно, чтобы не причинить боль. И тупо молчу, вдыхая ее сумасшедший запах.
- Кать, я не развлекаюсь там в этом клубе, - тихо начинаю, когда ко мне снова возвращаются слова.
- Расскажи мне все, - шепчет она, пряча голову на моей груди. – Пожалуйста.
Эх, не хотел я этого делать раньше времени, но, видимо, придется! Вдохнув побольше воздуха, начинаю свой рассказ с самого начала, - с криминалистов, заодно поясняя и свои возвращения в пьяном виде. Не прекращая при этом поглаживать самое соблазнительное в мире плечико.
Катя замирает. Даже дыхания не слышно. Только вздрагивает иногда по мере моего рассказа.
- Ну, вот так… - кажется, прошла целая вечность, пока я закончил. И, кажется, Катя за это время успела уснуть. Ну да, из меня так себе рассказчик.
Но она снова вздрагивает, на этот раз сильнее, чем раньше.
- Пойми, нет никаких гарантий, - вздыхаю я, прижав ее сильнее. Как бы я хотел сообщить ей сразу же добрые вести, но – увы! – Не хотел тебе даже говорить, чтобы не обнадеживать зря…
- Глеб – еле слышно выдыхает она, и моя грудь становится мокрой.
- Ну, ты чего?
Она целует мое лицо, заливая его одновременно слезами.
- Котенок мой, - сердце сжимается так сильно, как будто его зажали в каменный кулак. – Не переживай, - эх, если бы в человеке была бы какая-то особенная кнопка, способная успокоить в одну секунду! А так все, что мне остается, - только продолжать гладить ее. – Раньше времени никогда переживать не стоит… Катя…
- Ты сделал для меня… Такое… - шепчет она, продолжая плакать и целовать мне щеки. – Я… Я даже не представляю, что кто-то на такое способен…
- Так! – я уже вскидываюсь, приподнимаясь. – Ничего я, Катя, пока еще не сделал! Вот все закончится, тогда и скажешь мне спасибо!
- Ты… - она задыхается, припадая к моим губам. – Ты самый лучший, Глеб! Лучше всех на свете.
Вот же твою мать! Только вот этого мне не хватало!
- Катя! – я отрываю ее руки от своей груди, заставляя отстраниться и от моих губ тоже, - хотя кто бы знал, чего мне это стоит! – Я НИЧЕГО! Слышишь, НИЧЕГО такого особенного не сделал! Поступил просто, как нормальный мужчина и нормальный человек. И если кто-то думает иначе, - можешь смело плюнуть ему в лицо, потому что это – нормально. Я вовсе не рыцарь на белом коне и не какой-нибудь спаситель человечества. Это понятно?
- Да, - выдыхает она, глядя на меня с восхищенно-счастливой улыбкой.
Бля! Ну, почему все так! Мне совсем не нужно, чтобы она влюбилась в меня за это! Потому что, кажется, она реально видит сейчас во мне рыцаря, спасающего принцессу. Но это – не любовь. Не то, что мне нужно. Совсем.
- И не смотри на меня с такой щенячьей благодарностью, - не хочу, вот совсем, быть грубым, но так получается как-то само по себе. – Катя? Ты меня слышишь?
- Да, - выдыхает мое наваждение, бросаясь мне на шею.
- Катя! – я уже готов заорать на нее, потому что нежные пальчики начинают исследовать мою грудь, опускаясь все ниже и заставляя все внутри отчаянно пульсировать. Орать-то я могу, но просто физически невозможно оттолкнуть их от себя.
- Не так, - голос срывается на хрип. – Я не хочу, чтобы ты отдавалась мне из благодарности…. Кааатя…..
Я мужчина. Я должен, по идее, быть сильным. И уметь настоять на своем. Но, еб же вашу мать, это просто невозможно, когда горячие губы любимой скользят по груди вниз, опускаясь до пупка и ниже…
Глава 56
- Катя, - в моем рваном дыхании полное бессилие и капитуляция. Потому что мой бешено возбужденный член втягивают в себя эти жаркие губы, а язычок начинает выписывать узоры на пульсирующей на грани взрыва головке, доводя меня до полной неспособности сопротивляться.
Рывком все-таки дергаю ее на себя, ловя глазами красные искры.
Это самое трудное, что мне приходилось делать за всю свою жизнь, - держать ее сейчас над собой на вытянутых руках и пытаться сказать несколько слов. Самое трудное.
- Я хочу, чтобы ты была со мной не за что-то – хриплые слова будто раздирают все внутри меня на части, но я просто не могу иначе. – Или не была совсем.
- Какой же ты слепой, Глеб Шиманский, - выдыхает Катя, сводя меня с ума своими потемневшими глазами. – Так много говоришь и думаешь, и совсем не видишь, что я давно уже твоя…
Тело двигается само, переворачиваясь вместе с Катей. Бросаю любимую на диван, наваливаясь сверху.
- Это точно? – я всматриваюсь в ее глаза так напряженно, как будто от этого ответа зависит вся моя жизнь.
- Сумасшедший, - шепчет она, притягивая к себе обеими руками мою голову, - и мир перестает существовать, вместе со всеми мыслями и сомнениями.
Только жар ее губ, от которого тело простреливает до пальцев на ногах, а член так болезненно дергается, что, кажется, больше не выдержит находиться не в ней.
- Катя… - стону в ее губы, резким движением раздвигая ей ноги.
Впиваюсь в острый сосок, напитываясь возбуждением еще большим, чем прежде.
До разрядов тока даже в ногтях. До полного одурения в голове.
Втягиваю его в себя изо всей силы, слегка прикусив, и снова срывает крышу, когда она начинает со стоном комкать простынь. Я пью ее возбуждение, выходя на какой-то новый виток желания и страсти, - будоражащий до боли, до какого-то полузвериного состояния.
