— Фридрих фон Хюгель, философ и писатель
Подобные ситуации отличаются особой деликатностью, когда в них участвуют родители и дети. Стив и Тина Робинсон пришли ко мне на прием поговорить о проблемах своей дочери Нэнси. В последнее время у Нэнси, умной и обаятельной девочки девяти лет, начались трудности в общении с детьми. Она вела себя агрессивно, нетерпеливо и нетерпимо, вследствие чего теряла друзей. Когда родители узнали, что происходит, они попытались поговорить с дочкой по душам. И в ходе беседы дали ей ряд отличных советов о важности дружбы и скверных последствиях плохого отношения к людям. Но Нэнси отреагировала не так, как они рассчитывали. Девочка стала замкнутой и угрюмой. Робинсоны не оставляли попыток достучаться до дочки, но их усилия неизменно встречались необъяснимыми вспышками гнева.
Родители привели Нэнси ко мне в кабинет, и я спросил, что ее беспокоит. «Ничего», — отрезала девочка. Я задавал тот же вопрос несколько раз, используя разные формулировки, и наконец услышал другой ответ: «Я не знаю». Но я гнул свою линию: «Должно быть, что-то не так, ведь ты, я вижу, очень хорошая девочка». Она еще раз повторила, что не знает, но уже явно пыталась найти другие слова. А потом, после небольшой паузы, вдруг выпалила: «Я родилась первой, поэтому и умру первой». И разрыдалась.
Оказалось, поведение Нэнси начало меняться после рождения братика. Обычная проблема приспособления к появлению брата или сестры сначала усугублялась ассоциацией, которую девочка провела между взрослением и умиранием, а затем — ощущением, что она осталась наедине со своими страхами. Родители отреагировали на смену ее поведения мудрыми советами и наставлениями, но, поскольку ни одному из них в детстве не довелось, как Нэнси, быть первенцем в семье, они не смогли распознать и оценить ее страх. А девочке только и нужно было, чтобы кто-то проявил терпение и настойчивость и помог ей найти способ выразить словами свои сложные и болезненные чувства.
Когда люди сильно расстроены, в их эмоциях обычно присутствуют два компонента: они разочарованы ситуацией и чувствуют себя одинокими. Мы этого не понимаем, потому что слышим одно: «У меня проблемы». Это звучит так, будто нас просят о помощи, поэтому начинаем давать им советы. Но чаще всего, раскрывая нам душу, люди прежде всего хотят просто почувствовать себя менее одинокими. Они хотят увидеть, что вы о них заботитесь. И если вы пытаетесь исправить ситуацию, не признавая их страданий и не сопереживая им, то им кажется, что вы ведете себя как врач в больнице; что вы лично не проникаетесь их бедами, а просто ищете интеллектуальное решение или даже стараетесь отгородиться от них.
Главная проблема тут в том, что мы часто реагируем на чисто эмоциональное голой логикой, тогда как собеседник ищет внимания и утешения. Если же мы в ответ предлагаем только решение проблемы, он часто понимает это так: «То, что ты расстроен или обижен, не имеет для меня никакого значения». С тем же успехом мы могли бы сказать ему: «Просто прими две таблетки аспирина и не звони мне утром».
Когда человек, который вам действительно небезразличен, сильно расстроен, прежде чем предлагать какие-либо решения, покажите ему, что он вам небезразличен, что вы о нем заботитесь. Если вы этого не сделаете, его гнев наверняка перенесется на вас. Он отведет на вас душу. «Ты просто ничего не понимаешь!» — огрызнется он. «Да все я понимаю, — ответите вы. — И уверен, что тебе надо поступить вот так…» А еще он может обвинить вас в том, что вам на него наплевать, а вы ответите что-то в таком роде: «Как это мне наплевать? А зачем же я тогда предлагаю тебе решение проблемы, если мне все равно?» Заметьте, к этому моменту передача эмоций уже произошла: теперь вы злитесь, а собеседник успокоился.
