Блин, Лера, прекрати! А если метеорит упадет? Риск того стоит. Если ничего не сделать, все кончится очень плохо.
А вот в этом уже можно было не сомневаться. Поэтому утром на работе я открыла в интернете метео-карту и следила, как на город надвигается грозовой фронт. Прогноз обещал грозу уже без «возможно». После обеда я предупредила Лену, что сегодня не вернусь, и поехала к пару Победы.
На том месте, где я ставила Джерри в прошлые разы, эвакуатор забирал серую тойоту. Пришлось проехать дальше – к «Вашингтону», бывшему Маринкиному дому. Сейчас-то она жила рядом с «Нарвской», но то, что я вынуждена была припарковаться в этом месте, показалась дурным предзнаменованием.
Небо на юге уже налилось фиолетовым. По тучам, похожим на чернильницу, бежали странные желто-белые клочья. Парило так, что трудно было дышать – совсем как в первый раз, когда я брела через парк на каблуках, едва переставляя ноги. Почему-то вдруг показалось, что скамейки на том месте уже не будет, но она стояла все там же. Хотя уже и не выглядела такой вызывающе новой и сверкающей.
Как назло, по аллее, глухой и обычно совершенно безлюдной, туда-сюда сновали люди. Я села на скамейку, вполне прилично, на сиденье, и ждала, с трудом сдерживая нервную дрожь. Наконец вокруг все словно вымерло, и, оглянувшись по сторонам, я вскарабкалась на спинку. Сердито заворчал гром.
…За шиворот упала холодная капля – я вздрогнула. Прошла мимо Маринка, подала свою ехидную реплику. Из-за поворота донесся шорох гравия. Я поерзала, устраиваясь поустойчивее, вцепилась руками в спинку скамейки. Сама она стояла крепко, не шаталась, опрокидываться, вроде, не собиралась. Сверху нависали темно-зеленые заросли. В воздухе висела мелкая водяная пыль.
Мне показалось, что чего-то не хватает. Да, точно, и в прошлый раз было так же – то же самое ощущение. А вот в самый первый я это видела или чувствовала – то, чего не хватало сейчас. И без него картинка как будто была неполной. Не совсем настоящей.
Я изо всех сил пыталась вспомнить и уже почти ухватила мысль за хвост, но тут показался Женька. Повернул голову, пробегая мимо, улыбнулся. Я помахала рукой. Он сделал еще несколько шагов и… остановился. Постоял секунду и пошел ко мне.
- Лер, что-то случилось? У тебя такое странное лицо.
Черт, нет!!! Только не это!
Слезы хлынули ручьем. Женька подошел совсем близко, встал коленями на сиденье, обнял меня и стал собирать слезы губами…
…Громыхнуло совсем близко, и тут же упали первые тяжелые капли. Через минуту лило уже вовсю. Застигнутые врасплох люди жались к стволам деревьев, а я, хотя зонт лежал в сумке, шла по аллее под дождем – так было не видно, что я плачу.
Сев в машину, я завела двигатель и включила печку, чтобы хоть немного согреться. Взяла тряпку, которой протирала стекла, и кое-как вытерла волосы, даже не думая о том, что она грязная. С туфель на коврик натекла лужица. На сиденье подо мной и вовсе был потоп.
Телефон в сумке надрывался. Я достала его и, даже не посмотрев на номер, нажала на кнопку соединения.
- Лера, может, ты все-таки объяснишь, в чем дело? – даже не поздоровавшись, спросил Женька.
Что я, интересно, могла ему объяснить? Извини, я никогда не была твоей любовницей, потому что это была не я, вернее, я, но…
- Не могу, Жень, - пробормотала я сквозь слезы, стараясь хотя бы не всхлипывать.
- Что ты не можешь?
- Объяснить. И разговаривать не могу. Я за рулем. Тут дождь. И пробка.
- Хорошо, я позвоню позже.
Бросив телефон на сиденье, я снова разревелась – в который уже раз, не сосчитать. Ладно бы я расплачивалась за свою глупость. За свою собственную измену. Но у меня ведь и в мыслях ничего подобного не было никогда. Даже пять лет назад, когда казалось, что между мной и Вадимом уже все кончено. Даже когда пошла в ресторан с Гришей – знала, что ничего не будет.
Но жизнь редко бывает справедливой. По большому счету, в ней вообще нет справедливости. Есть причины – и есть следствия. Я не хотела ничего менять в своей жизни. Ни в настоящей, ни в прошлой. Но разве меня кто-то спрашивал об этом? Откуда вообще взялась эта чертова скамейка? Какие силы поставили ее здесь, в этом глухом уголке парка, именно в том месте, с которым у меня были связаны далеко не самые приятные воспоминания? И значит ли это, что она там специально для меня, а не для любого, кто перед грозой сядет на ее спинку и задумается о прошлом? Если так, то почему я? Почему именно я?
Я рыдала и материлась, хотя больше хотелось орать, выть, топать ногами, лупить кулаками по чему попадя. От бессилия, от отчаяния. Но вот потихоньку все пошло на спад. Верблюд проорался и мог идти по пустыне дальше. Протерев лицо влажной салфеткой, я бросила ее в пепельницу и начала мысленно раскладывать пасьянс – так я это называла. Это было обычное рабочее: если получится так – будем делать вот так, а если так – то вот эдак.
Обычно я всегда просчитывала самый оптимистичный и самый пессимистичный варианты. Что будет, если обстоятельства сложатся таким образом. Последствия, перспективы, мои действия. С оптимальным проблем не было, там даже и просчитывать особо ничего не требовалось. Наихудший я наоборот анализировала от и до, чтобы быть готовой. Чтобы кирпич не свалился на голову внезапно. Но чаще всего, в девяти случаях из десяти, проходил какой-то промежуточный вариант, не самый лучший и не самый худший.
Самым лучшим в моей ситуации было бы вернуть все на исходные. Так, как было. Рассчитывать на него не приходилось. Даже если бы я таскалась в парк каждый раз, когда по прогнозу обещали грозу. У меня было такое чувство, что мироздание сопротивляется, не дает мне все исправить. Дважды я пыталась – и дважды происходило что-то неожиданное, чего никак нельзя было предусмотреть.
Или все-таки дело в том, чего не хватало, что было не так? Если бы понять, вспомнить…
Вариантом получше, но тоже почти идеальным, был такой, при котором Котик молча оставлял меня в покое. Разошлись – и обо всем забыли. И без гадостей от Маринки. Но на это тоже можно было не рассчитывать. Наихудший – они объединились и слили Вадиму информацию по полной. И это был тот редкий случай, когда крайний вариант оказывался наиболее вероятным.
29.
Как-то мне пришлось общаться со спецназовским полковником в отставке. Запомнилась фраза: «В критической ситуации бить надо первым, и чтобы противник уже не встал». Имелась в виду, конечно, боевая обстановка, но моя сейчас мало отличалась. Я хотела поехать прямо к Упадышеву, но вовремя сообразила, что, во-первых, похожа на мокрое пугало, а во-вторых, лучше все-таки договориться о встрече.
Заехав домой, я быстро вымыла голову и переоделась. Потом набрала знакомый номер, уже со своего мобильного. Время маскарадов закончилось.
- Добрый день, Василий. Медицинская маска беспокоит, - отрекомендовалась я. – Она же Валерия Соболева.
