— Ась… А может, нам их через милицию поискать? А что? Напишем заявление – пропали, мол, дети, ушли из дома…
— А возьмут? Они ж вроде и не дети уже!
— Обязаны взять. Ты сходи в милицию, Ась. Пусть их найдут…
— Ой, не знаю…Боюсь, Пашка на меня опять рассердится за это заявление…
— Зато знать будем, что живы. Подумаешь – рассердится! Сам виноват! Нет чтоб матери позвонить… Так сходишь?
— Ладно. Завтра видно будет…
Насчет обращения в милицию Ася сомневалась очень сильно. И еще – она просто боялась туда идти. Выработанное телевизионными и книжными страшилками представление о милиции как о сплошном скопище «оборотней в погонах» давало о себе знать. А вдруг по ее заявлению эти самые оборотни поймают ее Пашку и закуют в кандалы–наручники? А вдруг они ему больно сделают? Но предпринять все равно что–то надо было. По крайней мере, очень уж хотелось ей что–то такое срочное предпринять. Потому как барахтаться попусту в беспокойстве не оставалось никакого уже материнского терпения… Не выдержав, за советом она и пошла на следующий же день к Коту. И не за советом даже, а за конкретной помощью. В конце концов, отец он своей Маргошке или кто?
— Кот, ты должен сходить со мной в милицию! – огорошила она его с порога. – Собирайся, пошли!
— Ты что, Анастасия? С глузду съехала? Неужель того маньяка из подворотни разыскать решила? Чего–то ты поздновато зажглась…
— Я серьезно, Кот! Уже сколько времени ни от Пашки, ни от Маргошки твоей ни слуху, ни духу! Их надо искать, Кот! А вдруг с ними случилось что?
— Господи, да ничего с ними не случилось, не нагнетай.
— А почему тогда не звонят?
— А потому, что молодые! Зелень–глупость–легкомыслие еще не прожевали до конца, вот почему! Сама–то какая была в их возрасте, не помнишь, что ли?
— Ну да, ну да… А все равно давай сходим, Котик! Ну, пожалуйста! Я тебя очень прошу! Я боюсь одна… И Татьяна, как назло, совсем свалилась…
— Куда свалилась? – испуганно и беззащитно–тревожно спросил Кот. Даже голос его враз сел и пискнул на высокой бабской ноте, отчего он досадливо крякнул и переспросил уже спокойнее: — Как это – свалилась? Заболела, что ли?
— Ну да… И знаешь, так зверски! Температура под сорок третий день держится! Я вчера забегала к ней – испугалась даже. Бледная, всклокоченная, в лихорадке вся, глаза болью горят…
— Ну, а скорую ты вызывала?
— Да она без меня ее вызывала. Сама. В первый день еще, как заболела.
— Ну?
— Что – ну?
— А сейчас–то она как? Лучше ей? Температура спала?
— Не знаю. Я сегодня ей еще не звонила.
— Что значит, не звонила? – рассердился вдруг Кот. – Человек там загибается, а она позвонить даже не удосужилась!
— Да некогда мне было…
— А сюда бежать было когда? Только о себе и думаешь! Эгоистка! Ей, между прочим, вообще простужаться нельзя! Она вообще температуру очень плохо переносит! Да она однажды чуть не умерла от температуры, если хочешь знать! Некогда ей, видишь ли!
— Кот, ты почему на меня орешь? – тихо и обиженно, чуть не плача, проговорила Ася. – Она твоя жена вообще–то, а не моя! Забыл, что ли? Возьми да и сам позвони!
Кот сверкнул на нее злобным желтым глазом и отвернулся резко к окну. Вытащив дрожащими пальцами сигарету из пачки, прикурил, затянулся нервно и торопливо. Ася посидела еще, наблюдая за странным его смятением, потом встала со стула, подошла и, схватив за рукав пиджака, решительно потянула его к двери:
— А ну давай пошли…
— Куда? – попытался дернуться из ее цепкой ручки Кот.
— К Татьяне, куда! Ну что ты встал, как пень! И не смотри на меня так убийственно – не боюсь я! – закричала она на него и от нетерпения даже притопнула слегка ногой. – Одевайся, пошли! Ну?
Она даже подтолкнула его слегка в спину, пытаясь сдвинуть с места. И, странное дело, Кот вдруг послушался. Пошел за ней, как напроказивший ребенок, опустив плечи и понурив голову. А что? Повезло, можно сказать, человеку. Потому что не всегда и не на каждого найдется такая вот добрая тетя Ася, которая за него сделает то, что он и сам давно уже собирался сделать, да только духу не хватало признаться себе в том, как сильно хочется это сделать…
В прихожей он так же послушно натянул на себя ветровку и ботинки, и совсем было шагнул вслед за Асей к двери, но был остановлен прозвучавшим за спиной горестным Колиным то ли возгласом, то ли плачем:
— Кот! Не уходи от меня, Кот! Не надо! Я не хочу один…
Они разом обернулись от двери на отчаянный этот крик, словно он прошил их насквозь по горлу, по сердцу, по вмиг подогнувшимся коленкам. Коля стоял и плакал. Губы его дрожали обиженно, из глаз выкатывались одна за другой огромные детские горошины слез и текли торопливо по гладким пухлым щекам. Странно, почему у взрослых людей никогда не получается таких крупных слезных горошин? И из носа у Коли тоже текло. И шмыгал им Коля тоже совсем по–детски, как отвергнутый вероломной мамкой пятилетний глупый некачественный ребенок. Что, впрочем, так и было на самом деле когда–то…
— Коля, перестань! – бросился к нему опрометью Кот. – Ты что! А ну, перестань сейчас же!
Он схватил его за плечи и встряхнул слегка, и заглянул ему в глаза так, что Коля действительно плакать сразу перестал. И произнес твердо и решительно, без всякой, рассчитанной на малого ребенка снисходительности:
— Не надо, Коля. Надо быть мужиком. Поживешь пока один. Ничего. А я буду приходить к тебе. Часто…
— Не обманешь? – снова горько икнул–всхлипнул Коля и провел дрожащими большими ладонями по пухлым, обильно залитым слезами щекам.
— Я тебя обманывал когда–нибудь?
— Нет…
— Коленька, и я приду! – пропищала она от двери, стараясь изо всех сил не расплакаться. — Честное слово… Можно мне к тебе тоже в гости приходить, Коленька?
— Можно…Можно, конечно! - сразу разулыбался так же искренне, как давеча заплакал, Коля. – Приходите! Хоть каждый день! Я и пирог умею печь, и компот варить…Придете?
— Ага… Обязательно приду, Коля…
Всю дорогу до Татьяниного дома Ася проплакала. Шла, тихо тряслась губами и утирала платочком уголки глаз, спасая их от стойкой якобы туши, а на деле вовсе никакой и не стойкой. Видно, слезы были сильно солеными да горячими – ни одна тушь таких не выдержит.
— Слушай, как ты там работаешь, Кот? Это же можно с ума сойти! — всхлипнув, повернула она к нему голову. – Жалко так…
— Ну, ты не думай, что они все такие, воспитанники мои. Они всякими бывают, и агрессивными тоже. Коле еще повезло – ему есть где жить. А остальным в эту жизнь войти порой и возможности нет. Если опекун для кого не находится, так и маются всю жизнь по всяким жутким богадельням…
