- Конечно, сэр. Покойной ночи, сэр.
- Покойной ночи, Джо. Вашу руку.
Когда Джо увел упиравшуюся Блинк, которая все времяоглядывалась на хозяина, мистер Левендер сел за письменный стол и, достав листбумаги, написал наверху:
"Моя последняя воля и завещание".
Он долго думал, с чего начать, а затем, увлекшисьвступительной частью, полностью опустил вопрос о наследовании. Вот что оннаписал:
"Я, Джон Левендер, настоящим сообщаю всемучеловечеству, что предпринимаемый мною акт носит чисто символический характер иникоим образом не может рассматриваться, как следствие усталости от жизни иликапитуляция перед лицом неудач, что было бы недостойно английскогообщественного джентльмена". (Мистер Левендер долго не мог решить, кто он,но затем решил, что лучшим выходом из затруднительного положения будет такоеобъединение "английского джентльмена" и "общественногодеятеля".) "Долгий и нелегкий опыт убедил меня в том, что, лишьотказавшись от первого качества, я смогу удержать за собою последнее и, лишьотказавшись от обоих, я достигну моральной чистоты, приверженцами которойвсегда были мои соотечественники. Сознавая, что один акт личного самоотреченияне поколеблет государства и не может сбить с пути нацию, я решил тем не менееисчезнуть в голубом пламени, чтобы каждый англичанин мог усвоить преподанныймной урок и узнать на примере моей необычайной судьбы, как спастись отвредоносного влияния чужих речей. В то же время я хочу сполназасвидетельствовать свое почтение всем великим публицистам и ораторам нашеговремени, которые оказали на меня столь губительное влияние". (Далееследовал в алфавитном порядке список имен от Б до Ч.) "При этом я не могуне заявить о своем полном несогласии со взглядами моего шофера Джо Петти. Расставаясьс жизнью, я утверждаю, что не сумел стать безупречным общественным джентльменомтолько из-за особенностей своего характера, а отнюдь не по убеждению, что бытьтаковым невозможно вообще, тем более, что я всегда искренне восхищалсявышеуказанными великими людьми. Если кто-либо захочет после моей смертинаписать мой портрет, то я желаю, чтобы меня изобразили устремленным к Заре,ибо я собираюсь покинуть мир именно в час рассвета, так живо напоминающий мне оглубоком чувстве, которое я не хочу сделать достоянием молвы. Если от менячто-нибудь останется, - что маловероятно, учитывая горючесть материала, изкоторого будет сложен мой погребальный костер, - я был бы крайне обязан, еслибы мои останки без лишних хлопот погребли в моем саду с обычным для Хэмпстеданадгробием и надписью:
Здесь жил
ДЖОН ЛЕВЕНДЕР,
общественный деятель,
отдавший жизнь на благо отечества
В заключение я хотел бы сказать стране, которую любил икоторой служил: "Избегай крайностей! Не верь чужим словам! Будь вернасамой себе! Сочетай силу с великодушием и отвагу со скромностью! Любимаястрана, прощай!"
Дописав последние слова, он долго не мог положить перо.Однако выпитый портвейн уже начал оказывать свое обычное действие, и мистерЛевендер задремал, и лишь часов через пять свет полной луны разбудит его.
"Мой час настал", - подумал он и, открывстеклянную дверь, вышел на лужайку, на которой белела роса. Предрассветнаясвежесть, лунное сияние и выпитый портвейн привели его в странно романтическоерасположение духа, и, окажись у него в руках какой-нибудь музыкальныйинструмент, он, весьма вероятно, заиграл бы. Несколько минут он расхаживал взади вперед по росе и, наконец, избрал середину лужайки как наиболее подходящееместо для задуманного, ибо оттуда ничто не мешало видеть окно Авроры, накоторое он хотел устремить свой прощальный взгляд. Очертив носком ботинкадвенадцатифутовую окружность в росе, он принялся в ярком лунном свете сооружатьсвой погребальный костер, для чего перетащил из кабинета книгу за книгой,газету за газетой, брошюру за брошюрой - все ценности, накопившиеся за четырегода; и со всем тщанием построив из них прочное и хитроумное сооружение, онзастонал, так как вдруг вспомнил о своих былых обольщениях и о славных мыслях,запечатленных в этой литературе. Внизу, в самом центре сооружения, он оставилместечко для наиболее легко воспламеняющихся материалов, состоящих из особойподшивки особой газеты; по окружности своего величественного конусообразногокургана он аккуратно разложил двести четыре военных выпуска одногоеженедельника, чтобы огненное кольцо воспламенило более плотный материал, накотором он будет сидеть. Он работал два часа в блекнущем свете луны и, наконец,завершил свое роковое и героическое здание; перед самой зарей при свече,которая предназначалась для последнего штриха, он сел сочинять интервью с самимсобой, в котором собирался поведать миру значение своего поступка.
"Я нашел его, - начал он от имени корреспондента, -сидящим на груде прекрасных листьев человеческой мысли, которая на заре новогодня горела довольно ярким пламенем, словно сама страсть, таящаяся в этихнеобычайных страницах, освещала скрытый смысл происходящего, равно как и чертыгероя, на которые страдание уже наложило безжалостный отпечаток.
- Я бы хотел, - сказал я, приближаясь к нему, насколько этобыло возможно, так как искры средиземноморскими светляками плясали у моих брюк,я бы хотел услышать из ваших уст, каковы причины, побудившие вас уйти из жизни.
- Пожалуйста, - ответил он с учтивостью, не покидавшей его вминуты, которые были бы серьезным испытанием благовоспитанности болееобыкновенного человека; и с великолепным спокойствием и ясностью он сталописывать тайные движения своей души, в то время как рассветные лучи все ярче иярче озаряли его выразительное изможденное лицо, а языки пламени медленнолизали его левый ботинок.
- Да, - сказал он, окидывая себя умственным взором, - янаконец увидел эту проблему в деталях и в целом. Именно поэтому я и ищуприбежища в мире ином. Что ждет меня там, я не знаю, хотя очень многиеобщественные деятели пытались мне это разъяснить; но не в моих правилахотступать перед Неведомым, и я готов шагнуть за край света.
Я был потрясен великодушием, с которым он произнес этислова, и тут же спросил его, нет ли, по его мнению, таких коренных черт ванглийском характере, которые помогли бы всем нам единодушно откликнуться настоль щедрую жертву и столь благородное дело.
- Что касается этого, - бесстрашно ответил он, хотя присвете разгоравшейся зари я ясно видел, что подвязка его правого носка ужетлеет, так что он не мог не испытывать мучительнейшей боли, - что касаетсяэтого, то как раз склонность современных англичан к крайностям в выражениимыслей и побуждает меня преподать им наглядный урок сдержанности издравомыслия. Ох!
Это краткое восклицание вырвалось у него, несмотря на егожелезную выдержку, и запах горящей плоти как нельзя убедительнее поведал мне обиспытываемых им муках.
