— Мне перестала льстить твоя ревность, Ди. Она становится слишком назойливой. Подумай об этом. — И он вышел из кухни.
Детра взглянула вслед своему любовнику.
— Непременно, — негромко пообещала она. — Непременно подумаю.
Этан лежал на спине в своей постели, устроенной на полу, подложив ладони под голову. Если не считать тусклого отблеска горевшего в печке огня да лампы на тумбочке у кровати, в комнате было темно. Мишель сидела на постели, делая в дневнике записи о событиях дня. Этан время от времени читал их — обычно в отсутствие Мишель — и пока не находил ничего предосудительного.
— Может, хватит писать? — спросил он. — Я хочу спать.
— Что? — Мишель подвинулась к краю постели. Очки соскользнули на кончик носа. — Спите.
— Ты не можешь писать в темноте?
— Разумеется, нет.
— Ну и я не могу спать при свете.
— Я сейчас закончу.
— Сделай милость. — Он прислушался к шуршанию карандаша по бумаге. Этан уже привык к этому звуку. Он стал частью вечернего ритуала — такой же, как поочередное купание, раскладывание постели на полу, пока Мишель причесывалась, или подкладывание угля в печку перед сном. — Ты пишешь о прогулке с Хьюстоном? — спросил он.
— Полагаю, о ней вам рассказала Ди?
— Нет, Хьюстон. Должно быть, сегодня у него небывалый прилив великодушия. Еще бы, ведь он взял тебя с собой и подарил брошку!
— Он рассказал вам и про брошку?
— Нет. Просто я увидел ее на комоде и вспомнил, что прежде Хьюстон хранил ее у себя.
— Брошка принадлежала мне. Хьюстон забрал ее.
— А сейчас отдал? — Этан негромко присвистнул. — Он и в самом деле хочет тебя. — Он услышал, как шуршание мгновенно прекратилось. Этан кипел от досады. Хьюстон решил осуществить свои намерения. Всем видом выказывая полнейшее равнодушие, Этан поинтересовался: — И где же вы гуляли?
— Прошлись по одной стороне улицы и перешли на другую, — ответила Мишель подчеркнуто холодным тоном.
— О чем вы говорили? Мишель помахала блокнотом.
— Может, хотите прочесть прямо сейчас, не дожидаясь утра?
— Ты и об этом знаешь?
— Вы действовали не слишком разумно.
Этан подумал, известно ли Мишель, что он каждый вечер прячет патроны в комод. Спрашивать он не стал.
— Ничего читать сейчас я не хочу. — Он собирался насладиться заметками Мишель за утренней чашкой кофе. В своих наблюдениях Мишель оказалась остроум ной и проницательной и живо описывала происходящие события. Из нее могла получиться отличная писательница. — Расскажи мне.
Мишель отложила блокнот и карандаш и почувствовала успокоение, вспоминая о прошедшем дне.
— Мы гуляли всего час, а может, и того меньше. О Этан, вы и представить себе не можете, что значит просто дышать свежим воздухом! Это словно вырваться: на свободу! Я сошла бы с ума, пробыв взаперти еще один день. Конечно, Хьюстону не откажешь в обаянии — держался так, что лучшего было трудно пожелать. Знаете, он был таким мягким, заботливым, проявлял неподдельный интерес к людям! Он познакомил меня с не сколькими респектабельными дамами города. Вначале они держались вежливо — полагаю, из-за Хьюстона. Но как только узнавали, что я одна из девушек Ди, быстро обрывали разговор.
— И как же действовал Хьюстон?
— Так же, как я, — делал вид, что ничего не замечает. — Мишель повернулась и загасила лампу. — Здесь, в Мэдисоне, мне довелось испытать странное ощущение, — продолжала она. — Всю жизнь ко мне относились с уважением. Даже те, кто не знал моих родных, никогда не сомневались в моей собственной репутации. Но здесь, особенно теперь, когда люди считают, что я в конце концов наскучу вам, ко мне прикасаются без разрешения, делают непристойные предложения по нескольку раз на дню. Женатые мужчины меня домогаются, а замужние женщины презирают. Хьюстон хочет меня, а Детра мечтает придушить. — Мишель вздохнула. — Такой жизни я бы не пожелала и врагу.
Этан уставился в потолок.
— Думаешь, я этого не понимаю? — спросил он, обращаясь скорее к себе, чем к Мишель.
Мишель подвинулась поближе к краю кровати.
— Хьюстон забрал денверские газеты, которые вы дали мне, — сообщила она. — Конечно, он сделал это не заметно — просто увел меня из зала на кухню, а когда я вернулась к столику, газеты исчезли.
— Может, их выбросил кто-нибудь из девушек.
— Уверена, так и было. И не менее уверена, что это было сделано по распоряжению Хьюстона.
— Но какая разница? Ведь ты уже успела прочесть их. — Почему вы принесли мне эти газеты. Этан?
Его ответ прозвучал раздраженно:
— Мне казалось, тебе будет интересно, только и всего. Едва ли, подумала Мишель. Впрочем, она до сих пор считала свои предположения ошибочными.
— Очень любезно с вашей стороны! — Мишель услышала, как Этан тихо фыркнул — в знак отрицания или согласия, затем отвернулся от нее, всем видом давая понять, что разговор закончен. — Спокойной ночи, Этан.
— Спокойной ночи.
Этан заметил, как Мишель выскользнула за дверь, и мгновенно сел, потянувшись за брюками и сапогами. Он не стал возиться с рубашкой и набросил куртку, задержавшись всего на несколько секунд, чтобы проверить патроны в ящике комода. Они были на месте. Мишель удрала с пустым револьвером.
Ее поступок почти не удивил Этана, вызывали изумление разве что проворство и ловкость Мишель. Ее одежда висела в шкафу, и она ухитрилась одеться в темноте, не издав ни шороха. Этан не знал, что его разбудило, но тем не менее порадовался этому. В лучшем случае Мишель успеет хлебнуть лишь толику бед, которые сполна познала бы в другом случае.
Этан полагал, что во время прогулки с Хьюстоном Мишель заметила нечто, заставившее ее решиться на побег. Несмотря на спешку. Этан был еще у подножия лестницы, когда услышал шум на улице перед салуном.
— Можешь отпустить ее, Хэппи, — сказал Этан, выходя из салуна. Он отбросил прядь волос со лба — явный знак того, что потерял остатки терпения.
Хэппи перекинул Мишель через плечо почти так же, как когда-то делал Этан. Но теперь Мишель отбивалась что было мочи, лягалась, размахивала руками и ругалась.
— Она сбежит!
— Не сбежит, правда, Мишель?
— Ублюдок! Клянусь, я…
— Ты слишком часто клянешься и ругаешься, — заметил Этан. — Но это мы обсудим наедине. Хэппи, отпусти ее. Она хотела убежать не из Мэдисона, а от меня.
Хэппи смутился, но его решение ускорил ощутимый удар Мишель по спине. Ворча от боли и гнева, Хэппи отпустил пленницу и усмехнулся, когда она тяжело приземлилась на пятую точку. Едва Мишель начала приподниматься, Хэппи придавил сапогом ее руку.
— Лежи смирно, — грубо рявкнул он. Хэппи придавил руку не изо всех сил, но достаточно, чтобы Мишель поняла — он способен причинить ей боль. Сплюнув, Хэппи обратился к Этану: — С какой стати ей убегать от тебя? Мне показалось, что она рвется к конюшне — по крайней мере туда она направлялась, когда я догнал ее на улице.
