Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
— Как ты можешь обвинять нас в подобном! — оскорбилась Эрнестина Аркадьевна.
— Ах, мамочка, прости, — повинилась Софья и обхватила шею матери руками, — ну, прости, пожалуйста, просто ты ведь знаешь, как я не люблю подобные разговоры.
— Ох, что ты со мной делаешь! Ну, ладно-ладно, я нисколечко не сержусь. Просто ты уже не девочка, моя милая, и пора начинать об этом задумываться. Так что ты мне скажешь о господине Иконникове?
— Нет, это решительно невозможно! Ну, хорошо, раз ты так хочешь, то изволь. Давай говорить прямо, Никодим Петрович годится мне в отцы. Его масленые взгляды мне откровенно неприятны. Человек он, конечно, богатый и принят в обществе, но это такая же клетка, как у полковых дам. Разве что чуть более просторная и решетка ее изукрашена.
— А у тебя злой язык, Софи. Впрочем, боюсь ты права. Но, видишь ли, дорогая моя, богатство и положение в обществе кажутся эфемерными величинами только в юности. А с возрастом начинаешь смотреть на вещи несколько иначе. Но, как бы то ни было, мы с отцом, разумеется, не будем тебя неволить. Просто помни, что мы желаем тебе добра, и переживаем за тебя.
— Конечно, мама. Я очень благодарна вам за заботу.
— Ну, вот и славно. Кстати, а что ты думаешь о приятеле нашего Николаши?
— Об Алексее Петровиче?
— Да, о нем.
— А почему ты спрашиваешь?
— Ты была с ним довольно любезна сегодня вечером. Я бы даже сказала — непривычно любезна.
— Тебе показалось.
— Разве?
— Ну, может быть чуть-чуть. Все-таки они с Николаем уходят на войну.
— Право, я не ожидала от них такого решения.
— Я тоже и возможно, поэтому так отнеслась к ним. В конце концов, Николаша мне как брат.
— Да, но любезничала ты не с Николашей…
— Полно, сказать пару добрых слов вовсе не значит любезничать. К тому же они ведь скоро уезжают, не так ли?
— Так-то оно так…
— Прости, мама, но я очень хочу спать.
— Конечно, моя дорогая, спокойной ночи!
А вот молодому человеку, о котором они говорили, было не до сна. Алексею хотелось обнять весь мир и закричать о своем счастье. Душа его пела, а тело никак не могло успокоиться. Несколько раз он прошелся взад и вперед по отведенной им с Николаем комнатушке. Затем, не раздеваясь, упал на кровать и предался сладостным мечтам. Да и было от чего прийти в такое возбужденное состояние. Будучи бедным студентом, он зарабатывал на жизнь уроками,[2] по этой же причине он редко принимал участие в студенческих пирушках и почти не имел знакомств среди барышень. Единственным приятелем его был Николай Штерн и когда тот пригласил его погостить у себя дома, Лиховцев с восторгом согласился. Знакомство же с кузиной друга ударило молодого человека как обухом по голове. Софи была так красива, умна, образована, но при этом совершенно недоступна. Ее нельзя было не любить, но что проку любить звезду в небе? Ведь она никогда не ответит тебе взаимностью! Впрочем он все-таки попытался с ней объясниться и, как и ожидалось, был отвергнут. Именно от отчаяния он и записался в армию, полагая достойную смерть в бою за правое дело, лучшим лекарством. И вот, совершенно неожиданно, эта прекрасная девушка ответила на его чувства и пообещала… подумать только, она пообещала стать его!
Скрипнула дверь и на пороге появился Николай. Костюм его был несколько потрепан, а на лице блуждала довольная улыбка объевшегося сметаной кота. Однако, счастливый влюбленный не обратил на это ни малейшего внимания. Радостно улыбнувшись приятелю, он спросил:
— Где ты был?
— Да так, дышал свежим воздухом, а что?
— Мне так многим надо с тобой поделиться…
— О, могу себе представить, — засмеялся Николаша, — Софи, верно, сказала тебе четыре слова, вместо обычных трех.
— Как ты можешь так говорить!
— Могу, брат. Видишь ли, я, конечно, люблю Сонечку, мы с ней с детства дружны и все же… кажется, я оказал тебе дурную услугу, познакомив с ней.
— Отчего ты так говоришь?
— Как тебе сказать, дружище, еще когда я ходил в здешнюю гимназию, все хотели со мной дружить, с тем чтобы через меня познакомиться с кузиной.
— Что в этом такого? Она так красива и, верно, и нежном возрасте была прелестнейшим ребенком. Можно ли за это осуждать?
— Ах, Алешка, погубит тебя твоя доброта. Ты во всем ухитряешься видеть только хорошее. Слушай, как у тебя это получается?
— Не знаю, но, все-таки, отчего ты так говоришь?
— Господи, да Сонька — чума для нашего брата! Поверь мне, я знаю, ведь я сам был в нее влюблен. Ах, если бы от неразделенных чувств умирали, вокруг тетушкиного дома было бы преизрядное кладбище. Ну, вдобавок к тому, что имеет дядюшка. Да не смотри ты так! Видишь ли, у всякого врача есть свое кладбище, причем у хорошего оно иной раз не меньшее чем у дурного. Ведь к знающему доктору идет больше пациентов, не так ли?
— Откуда в тебе столько цинизма?
— Цинизма? Отнюдь, это, брат, чистый реализм.
— Так, где ты был?
— Ну, я некоторым образом тоже был ранен стрелой амура. Правда, предмет моей страсти не столь идеален как твой, но, по крайней мере, мое свидание увенчалось куда большим успехом.
— Ты влюблен?
— О боже, ну конечно! Я люблю весь мир, родителей, дядюшку, тетушку, прекрасную Софию и… даже тебя! Хочешь расцелую?
— Уволь, — уклонился от объятий Лиховцев, — так ты был на свидании со всем миром? Нельзя не заметить — ты быстро управился!
— О, мой влюбленный друг снова обрел возможность язвить. Алешка, ты явно небезнадежен! Нет, я был на свидании только с одной представительницей человечества, а что касается времени, то посмотри на часы. Уже за полночь!
— Да, а я и не заметил…
— Вот уж действительно, влюбленные часов не наблюдают! Ладно, давай спать, завтра дел много.
Девушка, имя которой Николаша так и не назвал, тем временем кралась по дому к своей каморке. Несколько раз она натыкалась в темноте на предметы мебели, но, слава богу, не производила особого шума. Наконец добравшись до жесткого топчана, она торопливо скинула передник, платье и чепец, и, оставшись в одной рубашке, юркнула под холодное одеяло. В этот момент, она все-таки задела стоящий на столе ковш и тот с грохотом упал на пол.
— Что такое? — всполошилась проснувшаяся Акулина.
— Ничего тетя, я нечаянно. Пить захотелось, а черпак-то и упал…
— Вот бестолковая девка, — ругнулась в сердцах тетка, — за что не возьмешься, все у тебя из рук валится. В прежние времена, быть бы тебе Дунька драной!
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124