Недавно ко мне на собеседование пришел один товарищ. Смотрю на него и не могу понять, чем он мне не нравится. И опыт работы вроде есть. И желание. И увлеченный. Но не нравится, и все тут!
А потом понял – слишком серьезный. Сидит, рассказывает, как ему нравится то, чем он занимается, а у самого лицо – будто умер близкий родственник.
Я его и так и эдак – непрошибаемый.
Как хотите, а для меня чувство юмора – это основной показатель наличия интеллекта.
Знать можно много, но многознание – еще не признак ума.
Я представил, как он будет сидеть за соседним столом, занудствовать, – аж передернуло. Хорошо сам отказался.
Вообще, чувство юмора когда-то было выработано белорусами как инстинкт самосохранения. Если ко всему, что происходит, относиться серьезно, через месяц сляжешь с неврозом.
Улыбаться и смеяться – страшно полезно. Говорят, минута смеха заменяет стакан сметаны. Прекрасная аналогия, хоть и не совсем прямая. Будь это действительно так, я бы в школе набирал за каждый урок английского языка килограмма по три.
Генриетта Владиславовна – прекрасный педагог и незабвенная личность. Ей было, видимо, лет семьдесят, когда она учила нас, оболтусов. Бабушка обладала совершенно резиновым лицом. Оно принимало тысячу разных форм. Когда ей что-то становилось интересно, она жевала очки. А когда сильно нравилось, как ученик отвечает, могла засунуть в рот пару пальцев. Вкупе с ее гипертрофированным британским акцентом («Ийиуэрап»—это Europe) смотреть на нее без смеха было совершенно невозможно.
Каюсь, прекрасной души была человек. Но мы ржали до боли в скулах. Пару раз я не мог у доски сказать ни слова. Не потому что не знал урок. Просто от смеха рта не мог открыть.
Продолжая тему о пользе смеха, вспоминается еще один случай из моего розового детства. Однокласснику вырезали аппендикс. Мы приехали в больницу навестить.
Смеяться ему нельзя было категорически. А мы привезли Матюкарий – англо-русский и русско-английский словарь ненормативной лексики.
Думаю, все знают, что смешнее всего тогда, когда смеяться категорически нельзя. На нашего товарища было страшно смотреть. Он был красный как рак, а из глаз лились слезы. От боли и смеха одновременно. Швы не разошлись каким-то чудом.
Не секрет, что с годами у нас привычка смеяться и даже улыбаться проходит.
Как говорится, смех без причины – признак дурачины. Все повторяют. И все верят.
Нельзя шутить директорам предприятий, министрам различного хозяйства, дикторам на телевидении. Ни в коем случае нельзя хохмить банковским работникам.
Кто-нибудь пройдет по улице, улыбаясь, скажем, солнцу (оно у нас такая редкость) – будут сторониться. На всякий случай. Чего это он такой веселый? Почему такой беззаботный? Может, зарабатывает сильно много? С чего бы это? Поди, и налоги недоплачивает…
В Америке много улыбаются. Но мне их улыбки не нравятся. Фальшивые они. Но лучше такие, чем никаких.
