Организующую и регуляционную систему сознания можно описать как ее «структуру» практически в том же смысле, как это понятие употребляется в архитектуре. Структура здания позволяет ему прочно стоять на поверхности земли; при этом она придает ему определенную форму. Соответственно, структура сознания или личности — это система установок и подходов, которые не только гарантируют сравнительное ощущение стабильности и комфорта в самых разных обстоятельствах, но и позволяют человеку действовать последовательно и определяют основные формы этих действий.
Однако некоторые разновидности личностной структуры вызывают развитие психопатологии. Личность развивается так, чтобы предотвращать возможность конфликта и дестабилизации, только налагая жесткие и длительные ограничения на свою жизнь и поведение. Иначе говоря, в таком случае в реакциях человека проявляются его самоограничения, которые он накладывает на некоторые свои склонности — чувства, мысли, намерения — и даже на некоторые свои установки. Именно эти ограничения, направленные на предотвращение тревоги, создают условия для появления новой тревоги. Например, предусмотрительный и хорошо владеющий собой человек больше не ощущает дискомфорт только из-за обстоятельств или конфликта, изначально послуживших причиной появления такой предосторожности; как только проявилась эта предусмотрительность, она становится причиной появления ощущения дискомфорта при малейшем удивлении или самом незначительном проявлении спонтанности. И каждое такое ощущение дискомфорта вызывает повышение этой предусмотрительности. Ужесточая ограничения возможного выражения личности, такие люди не только создают внутреннее напряжение, но и расширяют сферу конфликта и повышают возможность возрастания тревоги.
Таким образом, в этом циклическом процессе напряжение, вызванное налагаемыми человеком самоограничениями, постоянно растет: происходит самосохранение патологической личности. Часто приходится иметь дело с особыми разновидностями и частными случаями таких ограничений в человеческом поведении, которые проявляются с поразительной добросовестностью; это, например, чрезвычайно широко известный психиатрический симптом навязчивого мытья рук. Поэтому такие симптомы обязательно будут «в характере личности».
Существует большое количество клинических фактов, которые практически подтверждают, что психопатологические симптомы, по существу, являются характерологическими. Для мужчины, одержимого сожалениями о прошлом, который сам считает эту одержимость «сумасшествием», в жизни тем не менее характерны озабоченность упущенными ранее возможностями, а также общий перфекционизм. Эти черты он не считает симптомами, но в их субъективном переживании и в установках, которые они отражают, эти черты поразительно похожи на симптомы, которые он не узнает. Эксперт, работающий с тестом Роршаха, часто может сделать вывод о наличии определенных симптомов, исходя из общей реакции человека на последовательность карточек с изображением чернильных пятен. Например, видя реакцию импульсивной реактивности истерика на пятна Роршаха, эксперт не удивляется эмоциональным взрывам, которые, по словам пациента, «неведомо откуда взялись».
Иными словами, теперь мы знаем, что самые специфические симптомы — те, что кажутся странными человеку, у которого они присутствуют, — это не отдельно взятые «вторжения» в его повседневную жизнь, которыми они считались когда-то раньше. Совсем наоборот, они представляют собой особые проявления этой индивидуальной жизни и характерных для нее установок. Именно в этом особом смысле симптомы можно называть характерологическими, опять же, имея в виду ключевое условие: что жизнь человека и эти самые характерные установки никогда не осознаются и не выражаются вербально. Когда появляются невротические симптомы, они кажутся странными и чуждыми, но вовсе не потому, что представляют собой проникновение бессознательных элементов в повседневную жизнь. Это происходит потому, что они привносят и распространяют добросовестность и тревогу на целые сферы жизни и деятельности человека, где его сознание их не признает, несмотря на их постоянное присутствие.
Рассмотрим еще раз в качестве примера симптом ритуального, навязчивого мытья рук. Как известно, этот симптом появляется у людей, практически постоянно измученных своим проявлением безжалостной добросовестности. Такие люди, все время испытывая тревогу, напоминают себе о том, что они что-то не сделали или сделали недостаточно; они не могут себе позволить испытать удовлетворение. Следовательно, они часто заняты исправлением чего-то или соблюдением мер предосторожности. Они чаще делают больше, чем нужно, предотвращая или снимая свою озабоченность, чем вообще ничего не делают. Подобные действия, совершаемые только ради совершения самого действия, по существу, являются ритуальными. Но пока такие действия не станут крайне добросовестными, обычно в них не видно симптоматики, по крайней мере в их субъекте.
Совсем небольшие различия в общей установке, скажем, навязчивой добросовестности или обязательности могут вызвать появление симптомов или черт характера, которые внешне совершенно не похожи между собой. Например, у одних людей выражение этой установки имеет моральный акцент на «силе воли», отвращении к послаблениям и «уступкам» себе. У других это небольшое различие в установке проявляется в их крайней «поглощенности» работой. Иногда навязчивая добросовестность принимает форму безжалостной тревоги; применительно к несколько иной структуре личности этот симптом проявляется в виде не ослабевающего жестокого перфекционизма. В третьем случае люди никогда не удовлетворяются тем, что их руки чисты или достаточно чисты, и в результате такой установки мы получаем навязчивое мытье рук.
Кроме того, очевидно, что психоаналитические защитные механизмы в виде реактивных образований или отказа от деятельности — это, по существу, разновидности навязчиво-предусмотрительной или корректирующей установки. В приведенных примерах эта установка выражается в предусмотрительной или компенсаторной перепроверке: в одном случае — чтобы избежать тревоги, а в другом — чтобы полностью устранить тревогу, вызванную малейшей возможностью сделать что-то не так.
Когда проясняется характерологическая структура разных видов психопатологии, сразу проясняются связи и сходства состояний, приписываемых разным диагнозам. Это формальные связи, существующие между самыми общими установками и формами мышления и переживания, могут оказаться совершенно неочевидными в специфическом содержании симптома или описании защитных механизмов. Иногда эти формальные связи подтверждают или расширяют область общеизвестных связей, уже выявленных на разных уровнях психоанализом, однако при этом возникают и новые связи, и новые аспекты уже известных связей.
Интересным примером может послужить связь между состоянием навязчивой одержимости и паранойяльным состоянием. Навязчивая брезгливость или перфекционизм, при которых человек во всем находит какую-то мелочь или дефект с точки зрения объекта, привлекающего их внимание, никак не связаны с паранойяльной подозрительностью. Но с точки зрения когнитивной установки, а значит, и с точки зрения качества субъективного ощущения между этими двумя состояниями есть поразительное сходство. Напряженная целенаправленность каждой из них, узкая концентрация внимания на объекте интереса, освобождение его от контекста, а, следовательно, диспропорция в оценке его значения — все эти факторы не полностью идентичны, но явно очень близки. И, по существу, структурное сходство этих двух клинических случаев подтверждается, например, когда навязчивая тревожная озабоченность возможным попаданием в пищу грязи усиливается и развивается до тревоги, обусловленной возможностью отравиться.
