– Тренировки, – хмыкнул Эдуард Евгеньевич. – Я уж и не помню, что это такое.
– Дали «генерала»?
– Ага. В декабре присвоили. Думал, немного расслабиться удастся – куда там! Если приезжаю домой к десяти вечера – уже праздник.
– Ярмо руководителя, – констатировал Малахов. – Ты сейчас на какой должности?
– Заместитель начальника Службы.
– Как и был весь прошлый год?
– Ага. И за это время, по-моему, начал срастаться со своим кабинетом. У тебя-то чего нового? Я слышал, ты книгу закончил.
– Да, весной она появилась в Академии.
– И как? Кто-нибудь чего-нибудь понял?
– Как правило, на занятия приходят смышленые ребята. Но они не верят тому, о чем я написал.
Генерал фыркнул.
– Тебя это удивляет? Мне самому до сих пор не верится в то, что я повидал.
Малахов поправил очки.
– Курсанты бы поверили охотнее. У молодых людей сознание гибче.
– Это да. Но детей не стоит знакомить с тем, о чем ты пишешь. В целях спокойствия. Общественного.
Малахов молча смотрел за окно. Затем повернулся к другу.
– Как вышло, что Артем сбежал? Нас уверяли, этого не случится. Ты утверждал, что его содержат в надежном месте.
Громов примирительно поднял ладони.
– Старичок, к месту содержания пока претензий никаких. Я, конечно, не знаю, что там может всплыть в ходе расследования, но уверен: на «Объекте-17» отработали, как нужно. Вся замануха произошла в пути.
– Но что? – не унимался Малахов. – Что могло произойти в дороге?
– А вот для того чтобы это узнать, мне и понадобился ты!
Он кивнул на руки Малахова.
– Аппаратура работает исправно?
Владимир Данилович задумчиво посмотрел на свои ладони, сжал их в кулаки.
– Да, – тихо ответил он. – Более чем.
Место аварии было оцеплено. Заградительная лента окольцовывала бронемашину и дыру в дорожном заграждении. Активно работала оперативная группа, пытаясь восстановить картину произошедшего. Транспорт двигался по одной полосе.
«Ауди» мягко затормозила возле заградительной ленты, Громов и Малахов выбрались из салона.
Перед ними возник подтянутый, с неприметной внешностью мужчина средних лет.
– Здравия желаю, Эдуард Евгеньевич. Ребят увезли в реанимацию. Машину пока не эвакуировали – как вы и просили.
Громов кивнул, задумчиво глядя по сторонам.
– В реанимацию? Все настолько плохо?
Мужчина неопределенно дернул плечом.
– Оба без сознания. Множественные переломы и ушибы.
– Табельное при них?
– При них.
– Хоть это – слава богу, – вздохнул генерал. – На чем он уехал отсюда?
Его подчиненный кивнул на парня лет двадцати пяти, который что-то объяснял оперативникам, эмоционально жестикулируя.
– Когда машина слетела с шоссе, многие автолюбители остановились, чтобы помочь. Объект воспользовался суетой и угнал «мазду» вон того паренька.
– Ориентировку на машину разослали?
– Сразу же.
Громов задумчиво покачал головой.
– Хорошо, спасибо. – Он повернулся к Малахову. – Пошли?!
Мужчины пролезли под заградительной лентой и спустились в овраг у шоссе. Вид правительственной машины пробирал до дрожи – искореженный кусок металла, подковой обнявший переломленное пополам дерево. Громов подумал о том, что его ребятам чудом удалось выжить в такой аварии.
– Парни родились в рубашке, – сказал Малахов, останавливаясь перед автомобилем.
– А Артем – в бронекостюме. – Громов кивнул на авто. – Она вся твоя.
Владимир Данилович мельком глянул на друга, поправил очки. Не торопясь, он стянул перчатку с правой руки, сунул ее в карман ветровки. Крепкая ладонь с короткими пальцами легла на согнутую крышу и скользнула вдоль корпуса.
В это же мгновение привычный мир для Малахова перестал существовать. Профессор переместился в плоскость эмоций, ощущений, предчувствий и мыслеобразов.
Все переживания, цели и мечты недавних пассажиров бронированного автомобиля слились в единый информационный клубок. Перед интуитивным взором профессора побежали вереницы их воспоминаний и осознаний прошлого и будущего.
Для неокрепшей психики, для человека, не привыкшего к особому дару, это бы явилось сокрушительным ударом, отправляющим прямиком на койку психлечебницы. Малахов же обладал незаурядным, по-настоящему крепким разумом, помноженным на многолетнюю практику. В бурном мыслепотоке он без труда вычленял интересующие его «тени сознания». Два оперативника ФСБ. Один заключенный с особым статусом. Разные полярности. Разные потенциалы.
За двадцать лет знакомства Эдуард Евгеньевич часто становился свидетелем демонстрации Владимиром Даниловичем своих удивительных возможностей. Иногда это зачаровывало, порой восхищало, и всегда – пугало. В силу своего характера генерал Громов был достаточно консервативен. Любое отклонение от нормы вызывало в нем противоречивые чувства, а ближайший друг являлся именно тем самым отклонением.
Генерал ФСБ прекрасно осознавал, что в мире существует огромное количество людей, подобных Владимиру Даниловичу, но, каждый раз ощущал себя не в своей тарелке. Убрав руки в карманы брюк, Эдуард Евгеньевич встал подле друга.
– Что ты чувствуешь?
– Очень много ярости, – тихо проговорил Владимир Данилович, продолжая скользить ладонью по искореженному куску металла. – Но есть четкая последовательность действий. Был план.
– План побега?
– Да. Все спланировано. Никаких случайностей. И слова.
Генерал всматривался в отрешенное выражение лица Малахова.
– Слова?
– Он держал в голове слова. Выжидал момент. Это очень важно.
Громов нахмурил короткие заостренные брови.
– Что за слова?
Малахов нахмурился.
– У них очень сильная вибрация. Слова заряжены.
Генерал кивнул сам себе, потер ладонью лоб. Затем вытащил из внутреннего кармана пиджака широкий портсигар с символикой КГБ, достал из него сигариллу. Щелкнув зажигалкой, Эдуард Евгеньевич закурил, выдохнул струйку дыма.
– Что-нибудь еще?
– У Артема есть намерение, – ответил Малахов, чья ладонь теперь изучала разодранную обшивку заднего сиденья. – Очень устойчивое и сильное.
– Бежать из страны?
Владимир Данилович отстраненно покачал головой.
– Он не собирается бежать.
