Дядюшка Хью протянул было руку, но сестра его одернула.
— Ради бога, Хью, — рявкнула она. — Вспомни, зачем мы здесь!
В ответ на это оскорбление Мак повернулся к Конни:
— Привет, Конни. Я много слышал о тебе. Как здорово наконец с тобой познакомиться! — Он взял ее руку и уверенно пожал. — Все эти штуки, которые вы тогда провернули вместе с Колом, — это просто круто!
— Что это еще за «штуки» такие? — повысила голос Годива.
— Наверняка вы об этом слышали, несмотря на то что были в путешествии, — вмешалась Эвелина, вставая между Маком и теткой. — Конни стала здесь настоящей знаменитостью, после того как под Новый год предотвратила крушение танкера.
— В самом деле? — казалось, Годиву этот ничуть не впечатлило.
— С ума сойти! Как же ты это сделала, девочка? — спросил Хью. Он изнывал от любопытства.
— Мне помогли друзья, — сказала Конни, следя за выражением лица Годивы. У нее был такой вид, будто она только что проглотила сосновую шишку.
— А еще они спасли множество людей, — добавила Эвелина. — Но, может быть, войдем в дом? Внутри нам будет удобнее беседовать. — Она достала ключ и открыла переднюю дверь.
— Тогда я вас оставлю, Эви, хорошо? — решительно сказал Мак, по лицу Годивы видя, что он был бы нежелательным свидетелем семейного скандала, который назревал прямо сейчас. — До встречи завтра в то же время?
Он резко повернулся и зашагал к своему байку; при свете фонаря его черная кожаная экипировка блестела, как акулья шкура. Рев мотора эхом отразился от домов по Шэйкер-роуд, потревожив покой уважаемых соседей. Мак рванул с места и на прощание проехался на заднем колесе — это стало последней каплей.
— Ей еще нет двенадцати, а ты уже позволяешь ей болтаться одной в такое позднее время суток! — воскликнула Годива.
— Конни проводила время с весьма ответственными друзьями. Она была с доктором Броком. Полагаю, ты помнишь его, тетя?
— Этот сумасшедший! Не оставил еще свои старые штучки, да? Что ж, если таково твое понимание ответственности…
Конни сидела, обхватив колени руками, в темной прихожей, прислушиваясь к раздраженным голосам, доносившимся с кухни. Прошло уже полчаса, как ее выставили за дверь и продолжали спорить в такой манере. Она узнала много нового: например, что ее родители, работающие на Филиппинах, оставили Эвелине строгие рекомендации относительно того, сколько времени Конни следует проводить в Обществе, и что тетя предпочла не обращать на эти рекомендации никакого внимания. Отчаявшись повлиять на Эвелину на расстоянии, ее родители обратились к тем, кого они называли «благоразумными Лайонхартами» — к Годиве и Хью, — умоляя их прервать свое кругосветное путешествие и нагрянуть с неожиданной проверкой, чтобы выяснить, как обстоят дела на Шэйкер-роуд. Годива явно сочла, что оказанный им прием подтверждает ее худшие опасения.
— Конни здесь делает большие успехи. Спросите ее учителя — да спросите кого угодно, — твердо сказала Эвелина, не обращая внимания на выпад Годивы в адрес доктора Брока.
— Но посмотри на ее одежду, Эвелина. Ты не можешь заявлять, что для девочки ее возраста это нормально. — Годиву осенило новое подозрение. — Ты же не позволяешь ей разъезжать за спиной у этого мотоциклиста? Ты что, собираешься превратить ее в одного из этих «Ангелов ада»[2]?
Эвелина фыркнула и расхохоталась:
— Не говори глупостей.
— А ты — ты уезжаешь с этим своим дружком-байкером, даже не зная, что она в этот момент затевает!
— Конни ничего такого не «затевает», тетя. Ты только что с ней познакомилась, а я, черт возьми, знаю о ней в тысячу раз больше, чем ты!
— Не смей сквернословить при мне, Эвелина Лайонхарт. Что бы сказал Робин, упокой Господь его душу, если бы услышал, что его дочь бранит меня такими словами!
— Ну а чего же ты ожидала, тетя? Что-то в прошлом году я не слышала, чтобы ты предлагала забрать ее, когда родители навязали ее на мою голову. А теперь ты ни с того ни с сего заявляешься сюда и ведешь себя так, будто мы с ней какие-то преступницы! Хватает же наглости!
— Это не наглость: у меня есть на то полное право. Родители девочки попросили меня убедиться в том, что ты не портишь им дочь всем этим вздором, связанным с Обществом, а в случае чего — велели принять надлежащие меры.
— Это правда, Эвелина, — вмешался дядюшка Хью, голос которого звучал спокойно, в отличие от визгливых интонаций женщин. — Я не могу винить их за то, что они хотят убедиться, что… ну, ты понимаешь… что ничего такого с их дочерью не происходит. Я никогда не слышал хорошего о людях, которые путаются в этом твоем Обществе, все как раз наоборот.
— Ты рассказывала Конни о том, что случилось когда-то? — спросила Годива. — Объясняла, каким образом половина моего поколения оказалась уничтожена одним ужасным ударом, когда выполняла задание Общества? Рассказывала о муже моей сестры?
— Да, Конни знает об этих опасностях. — Голос Эвелины теперь смягчился. — Если бы ты не поворачивалась ко всему этому спиной, тетя, я бы могла объяснить тебе, почему она не может избегнуть их. Но ведь ты уже сделала выбор, верно?
— Да, сделала — и никогда ни на миг не пожалела об этом.
— Никогда?
— Да. Но теперь это все совершенно не важно. И скоро Конни сможет сказать то же самое. Позови ее. Я должна кое-что ей сказать.
Повисло молчание, потом Эвелина высунула голову из-за двери и позвала Конни.
— Думаю, ты все слышала, — шепнула она, кладя руку Конни на плечо. — Все будет хорошо. Я с тобой.
Годива стояла спиной к буфету, намеренно игнорируя блестящую коллекцию перьев, ракушек и старых стеклянных бутылок, которую собрали Конни и Эвелина во время своих совместных прогулок по торфяникам и берегу моря. Среди обычных находок были и более редкие предметы: серебряный волос из хвоста единорога, черное перо Громовой птицы[3], кусочки скорлупы драконьего яйца и черный янтарь, добытый горным гномом.
— Конни, твои родители решили, что пора прекратить это сумасбродство, — объявила Годива.
— Я что-то не понимаю. — Конни взглянула на Эвелину. Тетя побледнела и сжала губы в тонкую линию.
— Мы забираем тебя с собой.
— Нет! — взорвалась Конни. А как же ее планы? Ее обучение? Ее друзья?
— Мы собираемся вернуться в наш старый дом в Чартмуте.
— Твои родители, Конни, очень за тебя беспокоятся, — ласково сказал Хью, беря ее за руку.
