Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
— Эти люди всех нас считают подростками, которые, как говорят, под стол пешком ходят. Верно, многие из нас моложе некоторых участников антипартийной группы. Но согласитесь, что это не наша вина. Если уж и есть чья-либо в этом вина, то скорее наших родителей… Товарищи, даже буржуазия не может себе позволить такой роскоши, когда человек, потерявший всякую ценность для государственного руководства, занимает место. Пример: Черчилль. Он неплохо отслужил в интересах колониальной Британской империи, но, когда он потерял ценность, его отправили рисовать пейзажи. Я думаю, что тройку, а, может быть, и некоторых из тех, которые блокировались с этой тройкой, нужно тоже отправить рисовать пейзажи.
Зал весело смеялся.
Громыко говорил о том, что именно Хрущев руководит внешней политикой и все импульсы исходят от него и что он просто «преклоняется перед той огромной работой большой государственной важности», которую проводит Никита Сергеевич:
— Я не стесняюсь об этом говорить, хотя возглавляю в настоящее время наше дипломатическое ведомство. Если бы я не хотел и не желал бы об этом говорить, то ложно понимал бы престиж МИД.
И напоследок Громыко еще раз прошелся по своему крестному отцу:
— Хорошо, если бы Молотов мысленно отошел в середину зала и посмотрел на себя, говорящего с этой трибуны. Он увидел бы, какая это жалкая картина. Я не буду говорить о замечаниях Молотова; они надерганы в попытке вылить грязь на голову первого секретаря. Но Молотов не замечает, а, может быть, сейчас и замечает, что он испачкался этой грязью сам с головы до ног.
Когда Молотова в июне 1956 года во второй раз убрали из МИД, Громыко рассчитывал, что на сей раз уж точно он станет министром. Но Хрущев прислал на Смоленскую площадь своего любимца Дмитрия Трофимовича Шепилова. Для Громыко это стало ударом. Его сын, Анатолий Андреевич Громыко, рассказывал мне, что в тот день отец, который был фантастически сдержанным человеком, дал волю своим чувствам — взял грабли и пошел убирать двор на даче во Внукове…
Открытому, веселому Шепилову скучноватый первый зам не понравился. В его секретариате ждали, что Андрея Андреевича вот-вот уберут. Громыко, говорят, уже стал подбирать себе место в Академии наук.
«Мы вас похороним»
Барская любовь, как известно, недолга. Шепилова забрали назад в ЦК. На заседании президиума ЦК возникла дискуссия: кого назначить министром? Обсуждались две кандидатуры — Андрея Андреевича Громыко и Василия Васильевича Кузнецова, которого после смерти Сталина, когда шла перетряска кадров, сместили с поста председателя ВЦСПС.
Личных претензий к Кузнецову не было — просто срочно понадобилась его высокая должность руководителя советских профсоюзов. На нее пересадили Николая Михайловича Шверника, при Сталине возглавлявшего Президиум Верховного Совета. А главой Верховного Совета СССР (пост безвластный, но заметный) поставили Ворошилова — маршал, живая легенда, понадобился новому коллективному руководству страны, сильно в себе неуверенному, для солидности.
5 марта вечером на пленуме ЦК, когда наследники Сталина делили власть и посты, было решено назначить Кузнецова заместителем министра иностранных дел и отправить его в Китай в качества посла и представителя ЦК. Но от идеи услать его в Пекин быстро отказались, и он остался в МИД. С 1955 года он тоже состоял в должности первого заместителя министра, как и Громыко.
Кузнецов казался членам президиума ЦК более предпочтительной фигурой. Инженер-металлург, он сделал порядочную карьеру в промышленности, накануне войны стал заместителем председателя Госплана, а потом уже оказался в профсоюзах. Но в глазах Хрущева опыт и вес Кузнецова были скорее недостатком: ему нужен был грамотный специалист-международник без собственного политического веса, который станет беспрекословно исполнять его указания.
Рассказывают, будто Хрущева отговаривали делать Громыко министром, отзывались о нем неважно: безынициативный, дубоватый. Но Никита Сергеевич внешней политикой намеревался заниматься сам и отмахнулся от возражений:
— Политику определяет ЦК. Да вы на этот пост хоть председателя колхоза назначьте, он такую же линию станет проводить.
В феврале 1957 года Андрей Андреевич был утвержден министром. Кузнецов, спокойный и невозмутимый, оставался у него первым замом двадцать лет, пока осенью 1977 года Василия Васильевича не перевели на повышение первым заместителем председателя Президиума Верховного Совета. Председателем был Брежнев, так что Кузнецов занимался всей работой аппарата. Вторым первым заместителем министра стал Николай Семенович Патоличев, бывший секретарь ЦК КПСС. Он с Громыко не ладил и, на свое счастье, через год, в августе 1958 года, получил назначение министром внешней торговли.
Никита Сергеевич Хрущев много и охотно занимался международными делами. Члены президиума ЦК вдруг стали ходить чуть ли не на все приемы в посольства — даже на самые рядовые, куда обыкновенно и министр иностранных дел не приходит, вспоминал Виктор Михайлович Суходрев, личный переводчик высшего руководства страны. Еще недавно советские вожди были недоступны для иностранцев, и вдруг зарубежные дипломаты получили возможность запросто беседовать со всеми кремлевскими небожителями. Президиум ЦК — все одинаково невысокого роста, все очень полные — кроме сухощавого Анастаса Ивановича Микояна, в одинаковых костюмах появлялись среди дипломатов и не отказывались выпить рюмку-другую.
Хрущев стал — в отличие от мировой практики — во время коктейлей произносить тосты. На одном таком приеме после долгих рассуждений о соревновании капитализма и социализма разгоряченный Никита Сергеевич вдруг резюмировал свою страстную речь резкой фразой:
— Придет время, и мы вас похороним!
Эта фраза прогремела на весь мир. Ее восприняли как призыв к конфронтации. Суходрев считал, что Хрущев имел в виду историческую неизбежность победы коммунизма во всем мире. Но для всего мира эти слова прозвучали угрожающе, потому что подкреплялись быстрым наращиванием военной мощи Советского Союза.
Хрущев делал упор на личные контакты с руководителями других государств. Часто повторял:
— Лучше всего по всем спорным вопросам могут договориться именно руководители государств. А уж если они не договорятся, то как можно ожидать, что проблемы разрешат люди менее высокого ранга?
Министра иностранных дел он считал просто чиновником и самостоятельной роли для него не видел. Громыко был поставлен в весьма невыгодное положение. Скажем, вся подготовительная работа по возведению Берлинской стены в 1961 году — а разделение Берлина оказало огромное влияние на ситуацию в Европе — прошла мимо него.
Хрущев обращался к главе ГДР Вальтеру Ульбрихту через советского посла в Берлине Михаила Георгиевича Первухина. Посол тоже писал из Берлина лично Хрущеву и долго колебался, отправлять ли копию Громыко, зная, что Никита Сергеевич недолюбливал министра. Потом все-таки отправил, чтобы уж совсем не портить отношения с Громыко.
У Хрущева была мощная команда помощников. Громыко низвели до роли эксперта — приглашали, когда нужна была формулировка, совет, справка. Первую скрипку в выработке политики играло окружение Никиты Сергеевича. Громыко оставалась рутинная работа, малоинтересная для профессионала. Причем это все еще было время, когда дипломаты не столько договаривались, сколько грозили друг другу.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
