Книга Элмет - Фиона Мозли

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55

Судя по всему, для собравшихся главным было само удовольствие от кровавого зрелища, а ставки служили скорее поводом, чем целью. Конечно, привлечение финансов было необходимо хотя бы ради того, чтобы все выглядело по-деловому. Чтобы подвести под этот спектакль солидное обоснование. Чтобы как-то оправдать свою тягу к жестоким шоу. Если бы все упиралось только в деньги, они нашли бы и другие способы пополнить мошну; к тому же, будь эти бои сугубо деловым предприятием, не имело бы смысла проводить их без перчаток.

Вот так, просто и откровенно, Папа рассказывал нам эти истории в течение того лета на природе, еще до постройки нашего дома, а мы слушали его с таким вниманием, словно получали по наследству ценную семейную реликвию. Обращаясь к нам, Папа широко раскрывал глаза — голубые с белыми крапинками, как истертые джинсы, — а в попытке выковырять из памяти какую-нибудь неподатливую подробность слегка наклонялся вперед и раскрывал их еще шире, чтобы тут же чуть сузить вновь. Он сидел на стуле, далеко расставив длинные крепкие ноги и упираясь локтями в колени; при этом его вогнутая грудная клетка словно бы несла на себе весь груз широченных, массивных плеч.

Насколько я понял, именно таким образом — его призовыми боями — добывались все наши наличные средства. Но в ближайшие месяцы никаких боев не предвиделось, и Папе нужно было найти другую работу. Он упоминал о прочих своих занятиях, но только вскользь. Иногда он подряжался на что-нибудь вместе со странниками, но чаще его нанимателями были совсем посторонние люди.

Однажды вечером в четверг, в наш первый здешний сентябрь, мы с Кэти сидели вдвоем на кухне нового дома. Тот день выдался ветреным, а ближе к ночи ветер еще усилился. Его порывы стали первой серьезной проверкой для опорных балок и стыков, которые скрипели и постанывали, — впрочем так оно бывает с любым новым строением. Дом только начал утверждаться на этом месте и вписываться в окружающий ландшафт, слегка оседая и плотнее вдавливаясь в грунт под фундаментом, так что эти стоны и скрипы нам предстояло слушать еще не один час.

Папа уехал накануне после обеда, и мы не рассчитывали увидеть его в ближайшие несколько дней. Но, к нашему удивлению, он объявился уже на следующее утро с восходом солнца, когда мы после завтрака перекидывались в картишки, попивая чай. Мы услышали знакомый звук мотора, шуршание колес по опалой листве при плавном торможении машины, а затем и его шаги. Я поспешил к двери, отодвинул оба засова и повернул в замке ключ. Открыл дверь и шагнул в сторону, пропуская Папу. Сосредоточенный, хотя и заметно уставший, он подошел к кухонному столу и сел на один из трех деревянных стульев, который прогнулся под его весом.

Первым делом он потребовал чаю, и Кэти поставила уже остывший чайник на плиту. Папа вытянул было ноги под столом, но тотчас вернул их в прежнее положение и начал возиться с туго зашнурованными ботинками. Ожидая, когда закипит вода, Кэти достала табак и бумагу, а в момент передачи Папе готовой самокрутки лицо ее вдруг оживилось, словно очнувшись от спячки; и с папиным лицом произошло то же самое, как будто он вспомнил о чем-то светлом и радостном, припасенном в подарок для нас. Тем утром — как потом случалось неоднократно — я увидел в ней истинную дочь своего отца.

Папа сказал, что накануне до него дозвонился давний знакомый, чтобы свести его с одним из местных. Питер (так звали местного) перебрался сюда из Донкастера еще в девяти-десятилетнем возрасте вместе со своей матерью, которая устроилась продавщицей в здешнюю забегаловку, торговавшую жареной рыбой с картошкой. И вот сейчас этот Питер — понятно, через того же знакомого — попросил Папу о встрече. Он только недавно узнал о нашем появлении в этих краях. Собственно, о Папе он был наслышан и прежде, благо слухи о нем широко ходили среди людей определенного сорта в пределах Йоркшира, Линкольншира и даже соседних графств.

В прежние времена Питер легко находил работу то на одной, то на другой стройке в округе, но со временем большинство строительных фирм свернули свою деятельность либо свели ее к минимуму. Пару лет Питер просидел на мели, но затем дела его постепенно наладились. Он стал работать на себя, без фирм-посредников, напрямую договариваясь с теми из местных, у кого еще водились денежки. Сооружал надворные постройки, ремонтировал крыши и водопроводы, укреплял ветхие оконные переплеты. И тому подобное. Это были работы, какие вполне мог делать и Папа, да только он предпочитал от них уклоняться. А Питер, по папиным словам, был на все руки мастером. И еще он умел правильно распорядиться своим временем и своими деньгами, а в этом заключена добрая половина любого успеха. Люди, для которых он что-либо сделал, рассказывали о нем своим друзьям, слухом земля полнилась, и в результате заказами он был обеспечен с избытком. В то время он не просто имел солидный по здешним меркам доход. К этому добавилось чувство самоуважения, а то и гордости — почти забытые чувства в таком захолустье. Более-менее определившись с будущим и с прошлым, он занялся обустройством своего настоящего в промежутке между ними.

И вот пару лет назад Питер подрядился работать на одной крупной ферме. Он сооружал пристройку к амбару, когда пузатая молочная корова, которая вскоре должна была отелиться двойней, вдруг оторвалась от доильного аппарата, опрокинула перегородку и галопом ринулась наружу. Выскочив из амбарных дверей, она сбила стремянку, на верхних ступеньках которой стоял Питер, и тот свалился прямо под ее копыта. Корова наступила задней ногой на что-то мягкое — то была поясница упавшего человека — и ударом отбросила его к стене амбара, а потом взбрыкнула вновь и попала по голове и шее Питера. Он потерял сознание и остался лежать на грязном сыром бетоне, истекая кровью.

Безлюдье на фермах — обычное дело. И это безлюдье особенно ощутимо, когда валяешься там с рассеченной кожей и переломанными костями. Такое безлюдье может стоить тебе жизни. Но с Питером в тот день вышло иначе. Его нашел один из работников, который обернул искалеченное тело своим плащом и в лошадином фургоне довез его до донкастерской больницы.

С той поры Питер не мог передвигаться на своих двоих и большую часть времени проводил в инвалидной коляске. Какая уж тут работа. Он перестал по вечерам наведываться в деревенский паб. Только и оставалось, что сидеть дома в ожидании гостей. Старые друзья его навещали, но, поскольку он давно не появлялся на людях, о нем стали забывать — почти все, кроме немногих самых верных. Кое-какую помощь оказывали муниципалитет и церковный приход. Пожилой сосед Питера заботился о его саде: осенью и весной обрезал лишние ветви деревьев и кустов, убирал опавшую листву и чистил канавы, чтобы обеспечить сток дождевой воды. У Питера имелась родная тетка, с которой он познакомился лишь после смерти матери и которая теперь привозила ему булочки и газеты, а каждое второе воскресенье меняла постельное белье.

В целом все обстояло не так уж плохо, хотя могло бы быть и получше. После несчастного случая Питер начал обзванивать давних клиентов, задолжавших ему за работу и материалы на протяжении последнего года. Прежде он не требовал с людей немедленной уплаты, поскольку дела его шли хорошо и финансы не пели романсы. Питер верил в то, что эти деньги рано или поздно будут получены, точно так же как привык доверять собственному телу, энергии и упорству. Он и помыслить не мог о возможном обмане со стороны клиентов, поскольку никогда не принимал в расчет человеческую слабость. Весь наш мир держится на силе, как частенько говаривал Папа, и вдруг у Питера впервые в жизни этой силы не оказалось. Он обзвонил всех, и половина расплатилась сразу или начала возвращать долги по частям. Другие должники раскошелились после дополнительных напоминаний с парой крепких словечек из уст его друзей детства либо коллег по прежним работам. Остался только один должник. Скользкий тип, по определению Папы: владелец большого особняка в лучшем районе Донкастера, с остекленной парадной дверью и подъездной аллеей из каменных плит вместо обычного асфальта. Дом был хорош, да человек дрянноват, как заметил Папа. Хотя он сколотил свое состояние с виду законными путями, на самом деле там все было нечисто: и то, как он заполучил эти деньги, и то, как он пускал их в оборот. Несправедливо и бесчестно. В это богатство не были вложены его труд, ум или дарование — он просто стакнулся с шайкой деляг, которые сообща высасывали остатки крови из своего же родного города. Он покупал и продавал чужой труд, владел ночными клубами в темных переулках, где женщины раздевались и танцевали на потеху публике. Он делал деньги из человеческих тел, объяснил нам Папа: из мышц мужчин и оголенной кожи женщин.

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55