– Ну, это ты зря, – осадил его Димон. – Нельзя недооценивать противника.
Вера посмотрела на клубящуюся дымом крышу дома, в котором они с братом прожили всю свою жизнь.
– Нет.
Димон на секунду задумался.
– Не знаю… Может быть, когда ситуация изменится.
– Я – нет. Но есть и те, кто верит.
Димон лишь криво усмехнулся в ответ. Вера казалось неглупой девушкой. Значит, должна была понимать, что происходит. И, разумеется, понимала, если согласилась последовать за ним. Но она хотела услышать ответ от Димона.
– Пошли, – Димон закинул автоматы за спину и не спеша затрусил к краю крыши, где находилась пожарная лестница.
Спустившись на землю, они обогнули один из школьных корпусов и оказались в закутке, где Димон припарковал невзрачный, побитый зеленый «жигуль». На такую машину ни один полицай на дороге не позарится – ясно, что денег с водилы не срубишь.
Забравшись вместе с сестрой на заднее сиденье машины, Андрейка поставил рюкзак на колени и расстегнул молнию. Из рюкзака тут же высунула голову кошка. Вид у нее был крайне недовольный. И смотрела она при этом на Димона. Как будто не сомневалась в том, что именно он был виновником всех ее бед.
Глава 2
Алексей
Я не знаю, как долго я здесь нахожусь.
Понятия не имею.
Я считал дни первые полгода. Или около того.
Просто запоминал дни.
Один… Два… Три… Десять… Сорок пять…
Потом бросил это дело.
Какой смысл?
Ясно, что отсюда я не выберусь никогда.
Тогда, какая разница, сколько я здесь пробыл и еще пробуду?
Для меня – никакой.
Самое странное, что у меня никогда даже мысли не возникало самому положить этому конец… Ну, разумеется, если бы я имел такую возможность… А может быть, потому и не думал, что ее нет.
Почти все время я нахожусь в комнате, похожей на куб с пятиметровыми гранями. Плоский светильник на потолке забран частой металлической сеткой. Он не выключается ни днем ни ночью. И еще ни разу не было случая, чтобы в нем перегорела лампочка. Пол и стены комнаты обиты каким-то очень прочным и мягким синтетическим материалом. Пытаться разбить о стену голову – все равно что биться головой о надутый воздушный шарик. С той лишь разницей, что шарик все же может лопнуть.
За мной постоянно наблюдают три видеокамеры, установленные под потолком, и еще одна – над дверью. В комнате нет уголка, куда бы я мог забиться в поисках уединения – на меня ежеминутно устремлен чей-то взгляд. А может, и не один. Микрофоны тоже имеются. Я не знаю, где они расположены, но, когда мне что-то нужно, я просто говорю об этом.
Разумеется, далеко не все мои желания немедленно исполняются. Но если мне нужно в туалет, то в дальнем от двери углу щелкает замок. Это значит, что открылась крошечная, почти незаметная дверца, так же как и стены, обитая мягкой синтетикой. За дверцей – небольшая туалетная комната и прозрачная душевая кабинка. Душ мне разрешается принимать ежедневно, но не дольше трех минут. Все свои дела я делаю под пристальным взором охранника, наблюдающего за мной через прозрачную перегородку, которую он может убрать в любую секунду. А в руках у него все время находится электрошокер. Так что лучше делать все в соответствии с установленными правилами.
Раз в пять дней комнату убирают. В это время я нахожусь в душе, под наблюдением охранника.
Над дверью комнаты, за частой решеткой, расположен телемонитор. Если я хорошо себя веду, телемонитор включают. Мне показывают фильмы или старые телепередачи, записанные на диск. Все это я уже видел много раз. Но лучше вести себя хорошо. Потому что, когда я веду себя плохо, показывают концерт Киркорова. При этом звук включен на полную громкость. Обычно это случается, если я отказываюсь пить витаминный напиток, который каждый раз дают на завтрак. Напиток приносят в непрозрачной пластиковой бутылочке с трубочкой в крышке, через которую я должен высасывать его, как младенец. Двести миллилитров. Почему у витаминного напитка непременно должен быть омерзительный вкус? Я выпиваю его перед тем, как съесть все остальное. И, все равно, воспоминания о гадком вкусе преследуют меня до обеда. Но если отказываешься пить – слушаешь Киркорова.
Один раз, только один раз меня хватило на трое суток. Трое суток один на один с Киркоровым. Я сдался первым. Потому что понял, что если не сдамся, то сойду с ума.
Вообще, кормят здесь неплохо. Если, конечно, забыть о витаминном напитке.
Ежедневно после завтрака тренировка. Два часа на тренажерах под присмотром все того же охранника. Я говорю «все того же», хотя, наверное, это разные охранники. Но я не могу их различать. У них одинаковая форма, одинаковое телосложение, на головы натянуты пасамонтаньи с круглыми прорезями для глаз. Поначалу я пытался идентифицировать их по глазам. Но потом подумал, а какой в этом смысл? Они ведь все равно остаются для меня просто охранниками. Будь это несколько разных людей или один человек – какая разница? За все те годы, что я провел здесь, мы не обмолвились и словом. Если я что-то делал не так – охранник грозил мне электрошокером. Если же я упорствовал в своем заблуждении – он тыкал меня электрошокером. Вот и все общение. На тренажерах я тоже должен выкладываться по полной. Иначе – Киркоров.
Интересно, они всем в качестве наказания включают Киркорова? Или для каждого подбирают что-то индивидуальное? То, что человеку особенно противно? В свое время я где-то слышал, что в Гуантанамо охранники измывались над заключенными, вынуждая их слушать хэви-метал. Наверное, у них не было записей Киркорова.
Раз в неделю у меня берут кровь. Этим занимается врач в голубом халате, медицинской шапочке и маске. Неплохая альтернатива пасамонтаньи. С ним мы тоже никогда не разговариваем. Мы оба точно знаем, что нужно делать. Я сажусь в кресло и кладу руку на подлокотник. Врач втыкает мне в вену толстую иглу. Кровь бежит по прозрачной трубочке в специальный пластиковый пакет. Ровно пятьсот кубиков.
Пятьсот кубиков каждую неделю.
Зачем им моя кровь?
Мне об этом никто никогда не говорил.
Я вообще не помню, когда последний раз с кем-то разговаривал.
Наверное, в тот день, когда меня притащили сюда…
Да, верно, тогда мне объяснили правила поведения. В первый и последний раз.
Моя кровь стекает по пластиковой трубочке в пакет.
Пятьсот кубиков.
Раз в неделю.
Что любопытно, кровь, когда ее много, вовсе не красная.
Цвет крови – черный.
Глава 3
Ловчий
– Кто был на выезде?
