Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Скорее всего первый в жизни человека бой быков окажется неудачен с артистической точки зрения, раз уж замечательными должны быть и матадоры, и быки; сочетание из матадора-артиста и плохого быка не дает интересного боя, так как матадор, умеющий произвести самое яркое впечатление, не станет проделывать виртуозные вещи с быком, который не атакует в лоб. Вот и получается, что если бык неудачен, если в нем видна лишь свирепость, а не великолепие, то на него нельзя положиться, он сдержан или непредсказуем; лучше, когда с такими быками имеют дело многоопытные, бесхитростные и отлично знающие свое ремесло матадоры, но никак не артисты. Такие матадоры и с трудным животным дадут зрелище надлежащее, а раз от быка исходит дополнительная опасность, для преодоления которой требуются дополнительное мастерство и смелость, чтобы достойно подготовить быка и убить его, такой бой интересен даже полнейшему новичку. Зато если умелый, отважный и сведущий матадор столкнется с настоящим торо браво, то есть храбрым боевым быком, тем самым, который нападает в лоб, который откликается на все поддразнивания и вызовы, который лишь раззадоривается от боли и обладает тем техническим качеством боевого порыва, кое испанцы именуют словом «благородство», в то время как матадор всего лишь храбр и бесхитростен, не владеет волшебством гибкого запястья и зрением художника, которые в сочетании с истинно боевым быком и породили скульптурную пластику современной корриды, то этот матадор садится в лужу: он обеспечивает пусть честное, но ничем не примечательное зрелище и все ниже катится по лестнице коммерческого рейтинга, в то время как в толпе из работяг, получающих, скажем, не больше тысячи песет за год, раздается, причем совершенно искренне: «Эх, я бы и сотню монет выложил, лишь бы поглазеть на Каганчо с этим быком!» Каганчо — цыган, подвержен приступам трусости, в нем совершенно отсутствует бесхитростность, он нарушает все заповеди матадора, как писаные, так и неписаные, однако стоит ему заполучить быка, в котором он уверен (а такую уверенность он испытывает крайне редко), как он начинает проделывать с ним вещи, свойственные всем матадорам, но невиданным доселе образом. Порой Каганчо стоит совершенно неподвижно, будто вросшее в землю дерево, держится с надменностью и грациозностью, которые так свойственны цыганам; плащ развернут во всю ширину, и он перекидывает его перед бычьей мордой словно яхтенный парус — до того медленно, что искусство боя быков, которое не является искусством академическим лишь потому, что оно не перманентно, в заносчивой медлительности вероник, затягивающихся будто на целые минуты, становится перманентным. Вот вам образчик цветистого бумагомарательства наихудшего свойства, — и все же без него не обойтись, когда надо передать ощущение, а у того, кто никогда этого не лицезрел, простая констатация не вызовет переживаний. Читатель, видевший корриду, волен пропустить эти вычурные пассажи и сразу перейти к фактам, которые куда сложнее вычленить и сформулировать. А факт заключается в том, что цыган Каганчо порой способен своими волшебными запястьями исполнить традиционные движения настолько вкрадчиво, что они так же отличаются от традиционной корриды, как замедленная киносъемка — от съемки обычной, будто ныряльщик научился управлять скоростью полета, и вот он продлевает свой прыжок «ласточкой», который быстротечен и резок в жизни, хотя на снимках напоминает планирование; он и впрямь превращает его в долгое скольжение на манер тех прыжков и скачков, что мы порой проделываем во сне. К другим матадорам, чьи запястья обладают или обладали этой же способностью, относятся Хуан Бельмонте, а также Энрике Торрес и Феликс Родригес; они периодически демонстрируют подобное волшебство с плащом.
Зрителю, впервые идущему на бой быков, не стоит рассчитывать на сочетание идеального быка и матадора, который к нему идеально подходит. Такое случается разве что раз двадцать за сезон во всей Испании, и шансы попасть на подобное зрелище невелики. Новичок к тому же будет настолько оглушен — визуально, я имею в виду — множеством вещей, что не сможет все это воспринять глазами, и та коррида, равной которой, может статься, ему уже никогда не доведется увидеть, покажется вполне заурядным событием. Если есть хоть какая-то надежда, что человеку в принципе понравится бой быков, то в самый первый раз лучше всего сходить па средненькое представление, скажем, с парочкой великолепных быков и четверкой заурядных, чтобы более выпукло подчеркнуть разницу между ними. Пусть там будут три матадора без завышенных гонораров, чтобы любые виртуозные штуки выглядели сложными, без напускной легкости; место лучше бы выбрать не слишком близко к арене, чтобы видеть все сразу, а не переключаться постоянно то на быка и лошадь, то на человека и быка, то на быка и человека — а еще нужен солнечный денек. Без солнца никуда. Теория, практика и собственно зрелище корриды — все это было выстроено из расчета на солнце, и если оно не сияет над ареной, считай, треть боя пропала. Испанцы говорят: «El sol es el mejor torero». Солнце — лучший тореро, и без солнца лучшего тореро нет. Он словно человек без тени.
ПЛЕМЕННОЙ БЫК
К двадцати двум годам рога потрескались и расщепились; глаза обленились, а вес «переехал» вперед, подальше от того места, что породило для арены восемьсот двадцать сыновей, так что круп в итоге стал легким как у теленка, зато все остальное превратилось в настоящий монумент.
ВОЛ
А вот здесь мы видим вола, выращенного ради мяса и трудовых повинностей, хотя, если судить по его морде, он мог бы стать президентом, кабы начал свою карьеру в несколько иной сфере. От боевого быка он отличается не только этим, но и общей формой тела; копыта мощные и широкие, хвост толстый, шерсть напоминает скорее лен, а не шелк; весьма рослый в холке, к тому же отсутствует тот мускульный пласт, что покрывает загривок боевого быка от рогов до лопаток. Вол может всю свою жизнь усердно работать, а может быть забит на мясо в самом начале своего трудового пути, но ему никогда не дадут убить лошадь. Впрочем, ему это вовсе ни к чему. Итак, да здравствует вол, столь полезный и дружелюбный современник человека.
ДВА БОЕВЫХ БЫКА
Когда бык чем-то раздражен, мускульный пласт на его шее вздыбливается. Этими мышцами он подбрасывает в воздух свою жертву, и когда его голова посажена так высоко, как на снимке, человек не может перегнуться через рога для удара шпагой. Для правильного закалывания необходимо эти мышцы утомить, и коррида как раз в этом и заключается: человек своими действиями утомляет быку шейные мышцы, чтобы затем вонзить шпагу спереди, причем не где-нибудь, а в загривок между лопатками.
Сурито из Кордовы, один из величайших пикадоров в истории, колет копьем чуть позади идеальной точки, а чтобы удар вышел надежней, он позволил быку всадить свой рог. Стиль ииттящий, исполнение циничное, ну а лошадь, которая вскоре издохнет (стоит лишь приглядеться внимательней, как это сразу становится ясно) не паникует, потому что всадник шенкелями дает понять, что все идет как надо. Лошади, кстати, в своем большинстве поставляются из Соединенных Штатов, где их закупают на рынках Сент-Луиса и Чикаго пять долларов за голову, а то и дешевле, и через Ньюпорт-Ньюс пароходами отгружают в Испанию. Этот бык несколько трусоват, иначе Сурито не швырнул бы в него шляпой (она лежит на песке), чтобы спровоцировать нападение. Возможно, смещение точки укола назад как раз и объясняется тем, что он заранее знает, что атак будет немного.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
