На другое утро, не успел халиф позавтракать и нарядиться, как к нему уже явился великий визирь, с тем чтобы, как было велено, сопровождать халифа на прогулке. Халиф засунул коробочку с порошком за кушак и, приказав свите оставаться дома, отправился с великим визирем в путь. Сперва они прошлись по обширным садам халифа, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь живность, чтобы наконец испробовать волшебное средство и подслушать звериный разговор. Тогда визирь предложил пройти еще дальше, к пруду, где ему не раз доводилось видеть разных животных, например многочисленных аистов, которые неизменно обращали на себя его внимание своими плавными движениями и забавной трескотней.
Халиф одобрил это предложение визиря, и они направились к пруду.
Придя туда, они увидели аиста, который вышагивал с важным видом в поисках лягушек и при этом тихонько пощелкивал клювом. Еще одного аиста они приметили в небе: он явно летел сюда же.
— Клянусь бородой, мой господин, эти два длинноногих красавца сейчас встретятся и наверняка заведут какой-нибудь интересный разговор! — воскликнул визирь. — Как вы смотрите на то, чтобы превратиться в аистов?
— Прекрасная мысль! — согласился халиф. — Но прежде не худо бы еще раз вспомнить, как нам потом снова сделаться людьми. Как там было сказано? Три раза поклониться на восток и произнести «мутабор», тогда я опять стану халифом, а ты визирем. И главное — ни в коем случае не смеяться, иначе мы пропали!
Пока халиф так рассуждал, второй аист уже успел приблизиться и начал медленно опускаться. Халиф поспешил достать из-за кушака коробочку, взял порядочную щепотку порошка, часть заложил себе в нос, остаток отдал визирю, после чего они дружно крикнули:
— Мутабор!
В то же мгновение ноги у них вытянулись, стали тонкими и красными, прекрасные желтые туфли халифа, как и туфли его спутника, превратились в бесформенные лапы, вместо рук теперь у обоих были крылья, шеи тоже изрядно удлинились, на локоть, не меньше, бороды исчезли, а туловища покрылись мягким пухом и перьями.
— Красивый у вас клюв, однако, господин великий визирь, — произнес халиф, оправившись от удивления. — Клянусь бородой Пророка, никогда ничего подобного не видывал!
— Благодарю покорно, — ответил визирь с поклоном. — Не сочтите за дерзость, но мне кажется, что вы, ваше величество, в облике аиста выглядите еще краше, чем в жизни. Но не пора ли нам, однако, если вы не возражаете, послушать, о чем там беседуют наши товарищи, и проверить, действительно ли мы понимаем их птичий язык.
Тем временем второй аист уже успел приземлиться. Он почистил клювом себе лапы, сложил как следует крылья и направился к первому аисту. Оба новоявленных аиста поспешили устроиться неподалеку и, к своему изумлению, услышали следующий разговор:
— Доброе утро, госпожа Длинноножка! Такая рань, а вы уже вся в трудах?
— Доброе утро, дорогая моя Трескунья! Какие там труды, так, легкий завтрак. Не желаете угоститься? Могу предложить четвертушку ящерицы или лягушачье бедрышко.
— Премного благодарна, но у меня сегодня что-то нет аппетита. Да и прилетела я сюда совсем по другому делу. У папеньки нынче гости, и я должна перед ними выступать с танцами, вот я и решила тут немного поупражняться без помех.
С этими словами юная танцовщица пошагала в сторону поля, выписывая при этом причудливые па. Халиф с визирем смотрели ей вслед, раскрыв клювы, и не могли надивиться. Когда же она, поджав одну ногу, замерла в художественной позе и принялась грациозно помахивать крыльями, они не выдержали и прыснули от смеха, они все хохотали и хохотали и долго еще не могли остановиться. Первым пришел в себя халиф.
— Вот потеха так потеха! — сказал он. — Такое ни за какие деньги не купишь! Жаль только, что мы их вспугнули своим смехом, а то бы они еще и петь принялись!
И тут великий визирь сообразил, что смеяться-то во время превращения никак нельзя. Он поделился своими опасениями с халифом.
— Проклятье! Мекка и Медина! Что же мне теперь всю жизнь в аистах ходить?! Нет, такая потеха не по мне. Ну-ка вспоминай скорей это дурацкое слово, а то оно у меня никак на язык не идет.
— Нужно три раза поклониться на восток и при этом сказать: Му… му… му…
Они встали, поворотившись к востоку, и принялись усердно бить поклоны, чуть ли не тычась клювами в землю, но… О ужас! Волшебное слово совершенно стерлось из памяти, и как ни кланялся халиф, как ни мычал визирь, стараясь выдавить из себя заклинание, ничего у них не получалось — бедный Хасид с визирем как были аистами, так и остались.
Опечаленные, побрели они по полям и лугам, не зная, как помочь своему горю. Избавиться от постылого обличья они не могли, в город им тоже путь был заказан, ведь даже если бы они объявились, то кто поверит какому-то аисту, будто он — халиф, а если бы и поверили, то еще неизвестно, согласились бы жители Багдада видеть своим халифом аиста или нет.
Так бродили они много дней, питаясь кое-как — то колосками, то корешками, что попадались на полях, только пища эта была им не в прок, потому что прожевать своими длинными клювами они ничего толком не могли. Ящериц и лягушек они все-таки остерегались пробовать, боясь такими яствами испортить себе желудок. Единственной радостью в их горестном положении было то, что они могли летать, и потому они частенько наведывались в Багдад, чтобы посмотреть с какой-нибудь крыши, что там происходит.
В первое время на улицах города было заметно большое смятение и на лицах жителей читалась печаль, но приблизительно на четвертый день после рокового превращения, когда халиф с визирем как раз устроились на крыше дворца, они увидели пышную процессию. Гремели барабаны и трубы, какой-то человек в ярко-красном халате, расшитом золотом, восседал на разукрашенном коне в окружении блестящей свиты. Пол-Багдада сбежалось посмотреть на это зрелище, и все кричали: «Да здравствует Мицра, повелитель Багдада!»
Аисты, наблюдавшие сверху за происходящим, переглянулись.
— Догадываешься теперь, по чьей милости я оказался заколдованным? — спросил халиф. — Этот Мицра — сын моего заклятого врага, чародея Кашнура, который однажды рассердился на меня и поклялся отомстить. Но я не теряю надежды. Мы отправимся с тобой, мой верный товарищ по несчастью, к могиле пророка, быть может, там, у этой святыни, рассеются злые чары.
Они взлетели с крыши дворца и взяли курс на Медину.
Лететь, однако, было довольно трудно, им явно не хватало еще должной сноровки.
— Мой повелитель, — прохрипел, задыхаясь, великий визирь через несколько часов. — Простите, но я больше не могу, вы слишком быстро летите! К тому же уже вечер, не будет ли благоразумнее подыскать себе подходящий ночлег?
Хасид внял просьбе своего слуги и, приметив внизу в долине какие-то развалины, которые вполне могли послужить хорошим пристанищем, предложил там и остановиться. На том месте, где они решили расположиться на ночь, судя по всему, некогда стоял замок. Прекрасные колонны возвышались среди руин, и только несколько залов, как будто не тронутых временем, свидетельствовали о былом великолепии здания. Хасид и его спутник долго блуждали по коридорам в поисках сухого местечка. Вдруг аист Мансор остановился.
