— М-да… похоже, несмотря на все мои усилия, мне явно не судьба погибнуть на дуэли, унося с собой в могилу воспоминание о поцелуе женщины, которая принадлежит другому!
Катберт, сунув в шкатулку пистолет, помог Джулиану подняться на ноги.
— Не отчаивайся! — пропыхтел он. — Может, тебе суждено умереть в долговой тюрьме! В конце концов, чем чахотка хуже пули?
Подхватив Джулиана под мышки, он как раз пытался развернуть его в правильном направлении, когда ему в глаза бросилась дыра, зиявшая в толстом пальто на груди приятеля.
— А это что еще такое? — удивился он, прекрасно зная, как трепетно Джулиан относится к своему гардеробу. Во всяком случае, куда трепетнее, чем к своим многочисленным любовным интрижкам.
Нахмурившись, Катберт потрогал пальцами прореху — она была не меньше дюйма шириной, с торчавшими по краям почерневшими и обуглившимися нитками.
Ничего не понимая, он попытался было просунуть палец в дыру, когда Джулиан мягко, но решительно перехватил его руку.
— Должно быть, эту дыру прожгла пуля маркиза, когда я упал. Проклятый ублюдок! Заметь я, во что он превратил мое пальто, я забил бы ему в глотку эти долговые расписки! Между прочим, мне его шил сам старик Вестон[2]! — буркнул он, имея в виду любимого портного самого короля. — Оно обошлось мне в целых пять фунтов!
Катберт медленно отвел руку — мелькнувший в глазах друга недобрый огонек ясно дал понять, что дальнейшие расспросы нежелательны.
Заметив его смущение, Джулиан дружески хлопнул его по плечу.
— Пошли, Кабби! — весело крикнул он. — Ноги у меня уже совсем заледенели! Почему бы нам не раздавить бутылочку хорошего портвейна?
Он повернулся и зашагал через луг, увязая в снегу. А Катберт молча смотрел ему вслед, гадая, не сошел ли он, часом, с ума. Чего не привидится с пьяных глаз! Однако он мог поклясться…
Внезапно Джулиан, остановившись, оглянулся. Глаза его подозрительно сузились. Помрачнев, он бросил недобрый взгляд на древний тис, росший на краю луга, чьи искривленные от старости ветви гнулись под тяжестью снега почти до самой земли. Изящно очерченные ноздри Джулиана затрепетали и вдруг раздулись, как будто в воздухе повеяло ароматом чего-то соблазнительного. Губы приподнялись, обнажив сверкающие зубы, и вдруг во всем его облике появилось что-то хищное. Это было так страшно, что Катберт поспешно попятился.
— В чем дело? — шепотом спросил он. — Неужели маркиз передумал и решил вернуться, чтобы прикончить нас обоих?
Джулиан, немного помолчав, покачал головой. Недобрый огонек в его глазах погас.
— Да нет, ничего… Просто призрак прошлого…
Бросив в сторону тиса последний взгляд, он снова зашагал через луг. Катберт, опомнившись, пристроился следом. А Джулиан как ни в чем не бывало внезапно затянул «Девушку, которую я оставил дома» — и Катберту пришло в голову, что даже ангелы в раю, услышав его голос, чистый и звонкий, точно трель соловья, заплакали бы от зависти.
Прятавшаяся за тисовым деревом женщина бессильно прислонилась к корявому стволу. Колени у нее подгибались. Звуки мужского голоса медленно таяли вдали, теперь тишину нарушали только неясный шелест хлопьев снега да громкий стук ее собственного сердца. Она сама не могла бы сказать, что заставило ее сердце биться чаще — ужас или возбуждение. Знала только, что за последние шесть лет ни разу не чувствовала себя такой живой.
Она выскользнула из дома на рассвете, велела кучеру ехать за каретой маркиза и проследила за ним до самого парка, раздираемая надвое надеждой узнать, что сплетни являются правдой, и желанием, чтобы это было не так. Но стоило ей только юркнуть за тисовое дерево, как она вновь превратилась в ясноглазую семнадцатилетнюю девушку, впервые познавшую любовь.
Затаив дыхание, она беззвучно отсчитывала шаги, которые делали дуэлянты, как умирающий отсчитывает последние мгновения своей жизни. Потом маркиз повернулся и вскинул пистолет, и внутри у нее все оборвалось. Лишь невероятным усилием воли она заставила себя остаться на месте. А когда грянул выстрел и она увидела, что противник маркиза как подкошенный рухнул на снег, ей показалось, будто ее сердце остановилось.
Однако очень скоро оно забилось вновь — она увидела, как он сел, знакомым до боли движением отбросив с лица прядь черных волос. Опьянев от счастья и нахлынувшего облегчения, она едва не забыла об опасности, которая угрожала ей самой. И спохватилась уже в последний момент. Еще миг — и было бы слишком поздно.
Она смотрела ему вслед, чувствуя, как душа рвется к нему. И тут, словно почувствовав что-то он вдруг обернулся с той надменной грацией, которую она так хорошо помнила.
Она поспешно юркнула за дерево и сжалась в комок, так, чтобы он ее не заметил. Даже сейчас, укрывшись позади корявого ствола старого тиса, она чувствовала, как его взгляд проникает в ее душу, как слабеют колени — совсем как в тот день, когда он небрежно поцеловал ее я лоб. Это был последний раз, когда она его видела. Крепко зажмурившись, она сжала рукой бархотку, обвивавшую ее точеную шею.
А потом он ушел, и его голос постепенно стих вдали. Дрожа, она выскользнула из своего укрытия и медленно подняла глаза к небу. Сверху тяжелыми мягкими хлопьями медленно падал снег, постепенно засыпая и следы на лугу, и то место, где он только что лежал. Еще немного, и никому и в голову не придет, что это место дуэли.
Она вдруг поймала себя на том, что невольно жалеет этого недалекого светловолосого парнишку, его незадачливого секунданта. Ей самой потребовалось долгих шесть лет, чтобы смириться с тем, что большинство людей считает невозможным, но даже при этом ей едва удалось сдержать рвущийся из груди крик, когда неподвижное тело сначала зашевелилось, а потом вдруг стало подниматься из своей снежной могилы. Она догадывалась, что произошло бы, если бы он не схватил юношу за руку. Палец секунданта, пройдя сквозь дыру в пальто, миновал бы разорванный сюртук, жилет и рубашку, после чего коснулся бы безупречно гладкой кожи в том месте, где было сердце… то самое сердце, которое должна была пробить выпущенная маркизом пуля.
Порция Кэбот дрожащими руками опустила налицо вуаль, алые губы ее скривились в недоброй усмешке. Она ни на мгновение не пожалела о том, что отправилась на эту рискованную прогулку. Потому что ей удалось наконец доказать, что все это куда серьезнее, чем просто глупые сплетни.
Итак, Джулиан Кейн вернулся. И если дьявол намерен заполучить его душу, то старому греховоднику стоит поторопиться, пока она не опередила его.
Глава 2
— Да ты спятила, не иначе!
Более тонкая натура содрогнулась бы от ужаса, услышав столь грубое обвинение, особенно если бы оно сопровождалось утробным рыком, наподобие того, который издал мужчина весьма внушительного вида, — однако Порция и ухом не повела. В конце концов, у ее зятя было не так уж много поводов сомневаться в здравости ее рассудка. Собственно говоря, такое случалось всего дважды. В первый раз — когда она загнала в угол шипящего от ярости шестисотлетнего вампира. Это случилось на музыкальном вечере у леди Квоттелбаум. Тыкая в него скрипичным смычком, она удерживала его там до тех пор, пока не подоспел Эйдриан со своим арбалетом. А второй раз, месяц назад — когда ей хватило нахальства дать от ворот поворот даже не одному, а сразу двум весьма привлекательным, молодым и вдобавок весьма состоятельным аристократам, мечтавшим повести ее под венец.
