Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Звереныш неловко потоптался на месте. Отвыкшие за долгую зиму от движений лапы были непослушны, а правая вообще ступала неловко, с вывертом. Он еще раз вспомнил про прерванный сон и удар черной молнии, осторожно оперся на лапу, пытаясь удостовериться, что боль ушла. Да, она как будто ушла, но сейчас это трудно было понять, потому что все четыре подошвы, с которых за зиму слезли толстые ороговелые мозоли, были покрыты нежной молодой кожей, неприятно ощущавшей каждый сучок или ветку. Пасть тоже казалась чем-то связанной и открывалась с трудом, не выпуская непослушный язык. Пестун проснулся, но организму звереныша требовалось еще время, чтобы он включился полностью. Каким-то образом ощутив это, пестун проковылял обратно в берлогу, отодвинулся подальше от лужицы на ее дне и снова свернулся калачиком на подстилке из мха.
Назавтра он побродил по проталинам чуть подольше, потом – еще подольше, постепенно отходя все дальше от берлоги и заново исследуя ее окрестности, которые казались такими привычными и родными осенью. Но, к сожалению, осенью же они были тщательно вычищены медведицей и им от съедобных корневищ, ягод и другой пищи и теперь почти ничего не могли предложить желудку.
Поняв это, Звереныш, будто прощаясь, еще раз слазил в берлогу, понюхал ее углы, потыкался носом в подстилку, медленно выбрался наверх и, приглядываясь поначалу к каждому пню, захромал туда, куда его вел инстинкт, – к южным, уже прогретым склонам темнеющих вдали сопок.
Днем он отсиживался где-нибудь под выворотнем или в густой чаще, а ночью шел. Впрочем, ночи уже почти не приносили с собой темноты, и определить их наступление можно было только по затишью во всем живом мире: переставали звучать птичьи голоса, замирали где-то жуки и бабочки, не шныряли по деревьям верткие бурундуки. А солнце – оно лишь ненадолго ныряло за вершины сопок и снова плыло по кругу.
Брусника прошлым летом уродилась хорошая, а потому урожая ее не только хватило всей лесной живности, но и часть его ушла под снег. И вот теперь Звереныш время от времени наталкивался на такие нетронутые островки. Конечно, часть брусники осыпалась, а та, что висела на веточках, стала сморщенной, кислой и водянистой, но и такая ягода казалась подарком судьбы среди ранней и не слишком щедрой пока весны. Потом к бруснике добавились якутские подснежники – сон-трава, что стали вспыхивать яркими желтыми и фиолетовыми огоньками на голых склонах. Стебли цветков, покрытые тонким пушком, были чуть горьковатыми, но зато сочными и мясистыми.
Когда чувство голода перестало беспокоить Звереныша, на смену ему пришло желание отыскать если не мать, то хотя бы кого-нибудь из сородичей. Впрочем, по урокам прошлого лета пестун знал, что в тайге можно наткнуться, а то и быть специально подстереженным немалым количеством врагов. Главные из них – серые хвостатые звери, хитрые и злобные, почти никогда не охотящиеся поодиночке. Правда, как ни крутились они несколько весенних дней вокруг медвежьей семьи, но ни разу так и не решились напасть в открытую – боялись лап молодой и сильной медведицы. А окажись Звереныш тогда без опеки – не миновать ему волчьих зубов. Единственное спасение, которому его сразу же стала обучать мать, – влезть на дерево. Хвостатые забираться на них не умеют. А вот рысь и росомаха и там достать могут. Вернее, могли достать прошлым летом, когда он был поменьше, сейчас же Звереныш им и в весе, и в силе не уступит. Значит, остерегаться надо только хвостатых да тех страшных существ с громом.
Северная природа пробуждалась быстро, и не успел медвежонок до конца обследовать ближайшие склоны, как на них стала пробиваться ярко-зеленая трава, а из набухших почек выглянули клейкие листочки.
Поедая однажды утром молодые побеги, он и поймал вдруг носом желанный запах медведицы, так похожий на материнский. Забыв про еду, Звереныш несколько раз с шумом втянул воздух ноздрями, определил направление и, не в силах сдержать себя, побежал.
В самом центре полянки, на край которой его вывел запах, обхватив друг друга лапами и довольно повизгивая, катались два маленьких медвежонка. Они так увлеклись игрой, что поначалу и не заметили его, оказавшегося совсем близко. А заметив – замерли от неожиданности. Приветливо урча и раскачивая головой из стороны в сторону, он подошел к малышам, всем своим видом демонстрируя расположение и желание подружиться. Легонько тронул одного языком, потянулся лапой к другому. И тут же от страшного рева за спиной стремглав отскочил в сторону. Сжавшись в клубок, он только успел заметить, что прямо к нему летит разъяренная медведица, и закрыл глаза, ожидая страшного удара когтей. Но, видимо, так беззащитен и жалок был его вид, что взъярившаяся было мать, сразу поняв, с кем имеет дело, только презрительно отвесила ему оплеуху. Повернувшись к медвежатам и недовольно на них проворчав, она тоже по разу шлепнула малышей по холкам и погнала впереди себя по старой звериной тропе.
Не ожидавший такой негостеприимности, Звереныш тем не менее сообразил, что с ним, невесть откуда появившимся чужаком, обошлись все-таки по-доброму. Судя по тому как поспешила медведица на защиту своих чад, все могло бы кончиться для незваного гостя гораздо плачевнее. А потому, выждав немного, он потихоньку двинулся следом за удаляющимся семейством.
Так он и бродил за ними несколько дней подряд. Поначалу медведица отгоняла Звереныша рыком или двумя-тремя устрашающими шагами в его сторону, но постепенно сменила гнев на милость и разрешила беспризорнику присоединиться к семейству. В конце концов, она тоже была заинтересована в этом: собственного пестуна у нее год назад не появилось, а справиться с озорниками без няньки было не так-то просто. К тому же она чувствовала, что совсем скоро закон продолжения жизни заставит ее на целую половину луны оставить детенышей в этом относительно обеспеченном кормом месте, а самой уйти с самцом к дальнему озеру с пустынными берегами. Кто же тогда присмотрит за малышами?..
Счастлив тем, что его не отвергли, Звереныш старался угодить медведице изо всех сил. Он позволял малышам нещадно мучить себя в забавах, ловил для них жуков и кузнечиков, выкапывал корни, учил лазить по деревьям, внимательно следил, чтобы они не совали свои глупые носы куда не следует, не забредали далеко в одиночку. И когда однажды ночью медведица исчезла, медвежата почти не обратили на это внимания.
Коли прижилась где беда, так и не жди, что она скоро нагретое место покинет, а и уйдет – долго будет еще след ее тянуться, немало лиха к себе приманит. Так получилось и со Старой Еланью. Хоть и закончилась беспутная и братоубийственная война гражданская, а вот, гляди, опять эхо ее аукнулось.
Подчистую почти свела война мужиков во всех двенадцати дворах маленькой сибирской деревеньки, мирно стоявшей себе в полусотне верст от ближайшей железнодорожной ветки, кормившейся от земли и тайги и никого не трогавшей. И вдруг – напасть за напастью: одну неделю белые нагрянут, другую – красные. И те и другие мужиков, что помоложе да поисправнее, себе под ружье забрать норовят, и те и другие трясут-требуют то коней, то подводы, то провиант и фураж, а не угодил – получай шашкой по лбу. Да и помоги-то попробуй: уйдут красные – белые «изменников» к стенке ставят, белых выбьют – красные лютуют. Вот и извели почти всех, кто при силе был, одни старики да калеки остались. Девкам и бабам, конечно, тоже досталось, но тех хоть жизни не лишали.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
