— Дяденьки, простите маленького засранца, я нечаянно, не бросайте меня, — что было силы закричал бывший олигарх.
— Больше так не думай, — ангелы подхватили Епифана. Опустили через минуту возле одного из домов. Открылась дверь, Епифан вошёл. Служитель провёл Епифана по длинному коридору, и, отперев одну из дверей, открыл её и впихнул бывшего олигарха внутрь.
Епифан, бывший олигарх, оказался в помещении, напоминающем большую тюремную камеру. В прошлой жизни он видел тюрьму только по телевизору, но в последние месяцы жизни Епифан читал много литературы о тюрьмах и смотрел много фильмов на эту тему: дело шло к его, Епифана, посадке, один его коллега — олигарх сидел уже больше года, та же участь ждала и остальных. Слишком часто все они нарушали законы, притом, как говорится, в особо крупных размерах. Правда, здесь было почище, и не было непременных атрибутов земных тюрем: рукомойника и параши — на том свете эти предметы не требовались по определению, так как бывшие люди пищу употребляли только духовную… На койках в три яруса лежали бывшие люди, тоже, наверное, вспоминали недовспомненное.
С десяток пар глаз уставились на новичка.
— Здравствуйте, господа, — проявил вежливость Епифан.
— Здорово, коли не шутишь, — бывший человек, сказавший это, показался Епифану знакомым, — Давай знакомиться. Степан, я здесь вроде старосты.
— Епифан.
— А тут написано по-другому, — сказал ближний мужик, указывая на бирку, висящую на груди Епифана.
— Епифаном меня звали в прошлой жизни.
— А сейчас?
— Болван, — сказал бывший олигарх, слегка смущаясь.
Ответом был дружный смех. Все проснулись, кроме одного мужика.
— За что тебя здесь так окрестили? Обычно оставляют прежние имена. Это — Николай, это — Олег, — староста представил всех бывших людей. А спит — Пашка. Пусть спит, он здесь вроде как там — герой, за народ пострадал, жаль, до конца у него не получилось.
— Дык заставили вспоминать, и я вспомнил, что перед прибытием сюда пьяный был.
— Понятно. Ты здесь один такой. А мы здесь все — жертвы несчастных случаев. Все с одного завода. Кого чугуном залило, кого на валки намотало, кого углём засыпало. И все трезвёхонькие были перед смертью. Новый хозяин у нас жадный был, не только на зарплате, — на тросах экономил, не говоря уж о мелочах всяких-разных. Найдём его здесь — на куски разорвём.
Епифану стало не по себе. Он вспомнил, почему лица этих бывших людей показались ему знакомыми: он иногда читал сводки по производственному травматизму на своих заводах. И про жадность Степан говорил сущую правду. Ему однажды попало от его рабочих в той жизни, и охрана не помогла. А здесь? При первой возможности надо договариваться со служителем, чтобы перевёл в другую камеру. А как? Даже в дурилке отдельную палату купить не смог. Что же делать? Ведь узнают — точно разорвут.
— Ладно. Для начала, сынок, займись консалтингом, — Степан показал на метёлку и щётки.
Епифану стало совсем не по себе. Это, в числе других, иноземное словечко, ввёл на своём заводе он, Епифан Александрович. Существовавшие уже в то время в городе консалтинговые фирмы крепко за это на него обиделись: стараниями Епифановых тупых директоров (Пифа был генеральным) обращавшиеся в эти фирмы клиенты просили то прибрать территорию, то выкрасить дом. С Пифиной подачи его тупые директора и ещё более тупые начальники цехов низвели понятие консалтинга до уборки — чистки — покраски оборудования. Мысль заставить рабочих упилькаться на работе так, чтобы, придя домой, они были не в состоянии задуматься над вопросом: а почему это производимый ими металл продаётся по мировым ценам, а вот зарплата их в десятки раз меньше, чем зарплата металлургов в других странах и даже на других российских металлургических заводах (ну, тут, конечно, не в десятки раз), — мысль эту скоммунизьдил Епифан на забугорных курсах повышения квалификации, а консалтингом обозвал спьяну, а когда протрезвел — документы были уже напечатаны и запущены в оборот. И не отобрать уже было жадно хапаемые директорами и руководителями рангом пониже халявные премии за консалтинг. Так и осталось в обороте слово консалтинг, обозначающее совсем другое понятие. Единственное, что смог сделать Епифан, чтобы не прослыть идиотом (а дураком его считали все, даже те, кто присуждал Пифе престижные премии и награды, щедро им же, Пифой и оплаченные) — пристегнуть к этому слову прилагательное "производственный".
Вот что вспомнил Епифан, работая щётками и метёлкой. Начальник смены дурилки попал в точку: бывший олигарх в компании земляков стал самостоятельно восстанавливать свои глупые мозги. Епифан заметил, что, в отличие от загаженных цехов его металлургического завода, на том свете было чисто, и щётками и метёлкой он водил вхолостую. За делом он вполне понял чувства своих рабочих по отношению к выдуманному им "консалтингу".
А события принимали и вовсе хреновый оборот. Сокамерники скучковались и шептались о чём-то между собой. Епифан решил строить из себя дурака и ни в чём не признаваться: он надеялся, что заглянет служитель и вытащит его отсюда. Тем более, что такое строительство не требовало от него ни труда, ни особых актёрских талантов.
— Болван, оставь в покое щётки. Скажи нам, в каком городе и кем ты работал в той жизни.
— В Ульяновске, ларёчником, шмотки продавал, — соврал Епифан.
Сокамерники — бывшие земляки — разбудили Пашку.
— А-а, у нас новенький, — Пашка подошёл к Епифану, — Как зовут?
— Болван.
Пашка вмазал в рыло Епифану с левой.
— Как?
— Болван.
Пашка повторил справа. У Епифана болела вся физиономия. И это от двух ударов. Бывший олигарх, не надеясь уже ни на что, ждал, что будет дальше.
— Подожди, Пашка, — сказал Степан, — почитай, на нём бирка есть.
— Надо же? — изумился Пашка, — А я подумал, это ты мне. Извини, Болван.
Сокамерники оттащили Пашку в сторону и несколько минут что-то ему объясняли. Лицо Пашки потемнело.
— Болван, а ну-ка скажи: консалтинг, реструктуризация, глобализация, — потребовал Пашка.
Епифан повторил.
— Говори, сука, был генеральным, а потом предом совета директоров…, - Пашка назвал известный на весь мир металлургический комбинат, — Был?!
Епифан не решился соврать на этот раз.
Бывшие земляки бросились к Епифану, однако Пашка задержал их.
— Сначала объясним.
И, обращаясь к Епифану:
— Здесь все — твои жертвы. Этих четверых залило чугуном… А, чё там…
Пашка отпустил сдерживаемых сокамерников. Епифана били ногами и руками, от души. От нестерпимой боли Епифан терял сознание.
— Стойте, — приказал Пашка. — Оставьте мне.
Как мы увидим дальше, у Пашки были свои счёты к бывшему олигарху. Работая ногами, он отделил от туловища Епифана голову, руки, ноги. Епифан уже не чувствовал боли, но странным образом видел со стороны своё разорванное тело. А потом и видеть перестал: это Степан вставил ему в глазки веточки, надёрганные из метёлки.
