Моя жизнь была радугой, состоящей из языков. Даже содержание моих снов представало предо мной в широкой лингвистической палитре, порой в ней даже встречались языки, которыми я не владела.
Меня окружали различные интонации, акценты, семантические структуры, алфавиты. Мое сознание не ограничивалось возможностями одного языка – переходя с языка на язык, я и сама перевоплощалась. Я была настоящим хамелеоном, только меняла не цвет кожи, а образ мышления. Воспроизводя фонетические структуры, я как бы создавала себя заново. Звуки рождались у меня во рту, в гортани, в носу; вызывали определенные физические ощущения, когда я выпячивала губы, говоря на французском, или произносила раскатистый русский «р-р-р». Звучание моей речи даже влияло на мое отношение к тому, что я говорю. Распевные звуки бразильского португальского мешали мне обсуждать с бразильцами серьезные темы.
Мое тело резонировало в такт различным частотам, как музыкальный инструмент. Я была человеком-оркестром. Мои мысли формировались под влиянием семантических и грамматических правил. Страдательные и возвратные залоги, особенности согласования прилагательных с существительными во французском языке заставляли меня всегда быть бдительной, иначе я неправильно произносила бы слова и составляла из них предложения. А засилье страдательного залога в испанском языке притупляло мое чувство ответственности, потому что я говорила о том, что со мной происходит, а не о том, что делаю сама (и за что несу ответственность). Тонко воспринимая оттенки звуков и значений, я стремилась строить фонетические и семантические структуры максимально точно и естественно.
Запрещая друзьям акцентировать внимание на моих языковых способностях, я злилась в первую очередь на себя, а не на них. Они-то гордились моим талантом: «Если бы я знал языки так, как ты, я бы точно этого не скрывал». Они не понимали, каким бременем был для меня мой талант. Разве кто-то стал бы рекламировать свои слабости? Когда другие узнавали о моих способностях, они тут же просили перевести кому-нибудь их слова, а для меня это было адом! Иногда я готова была мыть туалеты, лишь бы не изображать гида в экскурсии по Вавилонской башне. Хуже всего приходилось, когда тот, чьи слова я переводила, оказывался не слишком умен или задавал глупые вопросы. Мне было очень неловко говорить от лица такого человека.
Но меня никто не понимал.
Мне часто говорили, что я не тем занимаюсь и напрасно трачу свое время. Я мечтала работать в сфере дипломатии. А некоторые вполне всерьез советовали мне стать шпионом: «ЦРУ, ФБР и Интерполу как раз нужны такие, как ты. Тебя ведь даже обучать не надо. Ты хамелеон от природы». Но я не собиралась становиться Матой Хари XXI столетия.
Меня злили разговоры о моих способностях: мне мешало излишнее внимание, да и вопросы собеседников не отличались оригинальностью. Я хотела поделиться своими знаниями с другими, но по-прежнему не понимала, почему языки даются мне так легко.
Талант от природы? Нет!
Может быть, дело в том, что дома у нас говорили на русском, а росла я в англоязычной стране?
Нет. Двуязычная среда, конечно, обеспечивает некоторые преимущества в изучении языков, но вокруг было полно иммигрантских семей, членам которых обучение не всегда давалось легче, чем всем остальным. Значит, тайна моего дара заключалась в чем-то другом.
Может быть, дело в том, что я талантливый музыкант и мой абсолютный слух помогал мне имитировать звуки?
Нет. Я с детства любила музыку самых разных направлений и посещала концерты классической музыки, но никогда не была виртуозом. Я играла на кларнете и фортепиано, но посредственно. Петь мне нравилось, но я не попадала в ноты чаще, чем могла это заметить.
Может, дар достался мне по наследству? Тоже вряд ли.
Даже до того как мой отец частично утратил слух, языки были для него сущим наказанием. Его папа говорил, что в детстве ему медведь на ухо наступил.
Мамины родители в школе изучали несколько языков, а бабушка даже преподавала немецкий язык и литературу в университете, но никто из них не передавал нюансы произношения так, как я.
Разгадка тайны
Прочитав книгу «Музыкофилия» доктора Оливера Сакса, специалиста по неврологии, я разгадала тайну своей одаренности. Доктор Сакс утверждает, что музыка активирует больше участков головного мозга, чем письменная или устная речь. Мне легко давались произношение и запоминание, потому что я слушала иностранные языки, как музыку, а также смотрела фильмы и телепередачи на языке оригинала. Я научилась хорошо говорить на стольких иностранных языках не потому, что усердно посещала занятия. Решающим фактором было то, что я очень много слушала живую речь и песни. Навыку слушания не учат в школе или языковых центрах, поэтому я и написала эту книгу. Чтобы научиться хорошо говорить, нужно сначала научиться слушать.
При обучении языкам можно и нужно использовать музыку, телевидение, радио и другие средства массовой информации, тогда процесс будет увлекательным и даст хорошие результаты. Для того чтобы воспользоваться моими советами, не обязательно быть одаренным музыкантом. Нужно только научиться воспринимать иностранные языки как музыку. После инсульта люди часто теряют способность разговаривать, и, чтобы восстановить утраченный навык, им рекомендуют слушать музыку. Музыка – основная составляющая общения.
В 2013 году Эдинбургский университет опубликовал в сборнике «Память и познание» результаты исследования успеваемости студентов, изучающих венгерский язык. Оказалось, молодые люди, слышавшие новые для них фразы в песнях, произносили их в два раза лучше, чем те, кто просто повторял за преподавателем.
В рамках исследовательской программы доктор Пол Сулцбергер из Веллингтонского университета королевы Виктории провел эксперимент, целью которого было изучение способности носителей английского языка распознавать произнесенные русские слова после единичного прослушивания. Участники эксперимента не имели предшествующего контакта с русским языком.
Распознавание на слух слов русского языка непосредственно зависело от частоты встречаемости в английском языке звуковых сочетаний из русских слов. Русские слова, содержащие звуковые сочетания, которые встречаются редко или никогда не встречаются в английском языке, с большим трудом распознавались носителями английского даже через несколько секунд после того, как они впервые их слышали. Данные результаты в контексте изучения второго языка показывают, что освоение лексики зависит от интуитивного знания звуковых сочетаний, типичных для изучаемого языка. Это знание можно приобрести только путем продолжительного слухового контакта с языком (то есть при длительном слушании устной речи). Это позволяет мозгу выделять (и заучивать) типичные звуковые сочетания изучаемого языка. После усвоения эти сочетания становятся основными кирпичиками, используемыми изучающими язык для более быстрого расширения словарного запаса.
Ваши уши и слуховая зона коры головного мозга должны привыкнуть к звукам изучаемого языка. Даже балерины сначала слушают «Лебединое озеро» и только потом разучивают движения.
