Графиня испустила легкий вздох.
– В какой восторг это привело бы вас, Криспин, в те дни, когда мы значили друг для друга так много!
Не обратив никакого внимания на эти слова, герцог еще раз спросил:
– Вы серьезно полагаете, что ваш муж признает брак, совершенный без его согласия, а потому, насколько я знаю, незаконный?
Изабель улыбнулась:
– Нет, Криспин, такой довод вам не поможет! Какой отец не обрадуется тому, что его дочь стала герцогиней?
– Ну, а если она сама воспротивится, как, разумеется, и случится?
– Сефайну предоставьте мне.
– В таком случае могу сказать только, что мне ее очень жаль!
– Но, милый Криспин, вы же можете утешить ее с вашим неподражаемым искусством!
Наступило молчание.
– Не принуждайте меня, Изабель, – попросил герцог. – Если только вам дорога память о нашем счастье, вы найдете другого. Ведь очень многие будут только рады освободить вас от нее.
Он не сразу заметил, что уже не просит, а умоляет графиню. Но его терзало отчаяние: у него отнимали все – друзей, надежду на счастливый брак. «И самоуважение» – в ярости подумал он.
Взывать к чувствам Изабель было бесполезно, это он знал с самого начала. Ее всегда отличало бездушие.
Нежной и ласковой в постели ее делала редкая чувственность. Во всем остальном она была жестокой, холодной и очень мстительной. Теперь же она засмеялась и ответила:
– О, я все это помню… И еще очень многое. И я помню, как вы осыпали меня нестерпимыми обвинениями, как вы меня бросили! И почти сразу же, если судить по вашим письмам, Ивонна сумела успешно исцелить вас от всех страданий, если вы их испытывали!
Ее тон не оставлял сомнений: больше всего ее уязвило то, что он обрел утешение в объятиях Ивонны. Но и в ней он нашел то же, что в Изабель, – прелестную чувственную женщину.
Она могла зажечь огонь, который пожирал их, пока они предавались своей страсти. С восторгом, с бешеным упоением.
Но, угасая, пламя страсти оставляет только пепел. Изабель знала, что так произошло и с его чувствами к ней. Но она была женщиной ревнивой и завистливой, и хотела отплатить ему, заставить страдать, подчинить его себе. Он понял, что слова бесполезны. И гордость заставила его смириться, не унижаясь больше, с неизбежным.
– Хорошо, Изабель, – сказал он наконец, – я соглашусь на ваши требования. Но при одном условии. Вы отдадите мне письма, которые украли у Ивонны.
После паузы он продолжал:
– Я вам не доверяю, и клянусь, что не надену кольцо на палец вашей падчерицы, пока не получу эти письма назад.
Графиня не сразу нашла выход из этого затруднительного положения, но потом сказала:
– Хорошо, Криспин. Я захвачу их в Уин и отдам вам в часовне после начала брачного обряда.
– Я внимательно изучу их, чтобы убедиться, что это подлинники, – предупредил герцог.
– А если и это будут копии, что тогда?
– Вы увезете девушку с собой.
– Вы получите свои письма, – обещала Изабель.
Она встала, герцог снова хотел позвонить, но она снова ему помешала.
– Мы заключили сделку, – сказала она кокетливо, – и, по-моему, вам следует скрепить ее поцелуем. Ну, просто в память о прошлом.
– Я скорее поцелую адскую змею! – возразил герцог. – Я ненавидел вас, Изабель, за то, как вы поступили со мной, когда я вас любил, а теперь презираю вас не меньше, чем презираю себя за то, что увлекся вами.
Говоря это, он понимал, что она ждет совсем других слов. Он знал, какого высокого мнения она была о своих чарах – и с полным на то основанием. Разве ей не удавалось обвести вокруг пальца любого мужчину и вертеть им так, как ей того захочется?
Он заметил изумление в ее глазах, и у него мелькнула мысль, что за маской искушенной великосветской дамы все еще сохранилось что-то от молоденькой девушки, которая решила завоевать высшее лондонское общество и преуспела в своем намерении.
– Я против воли вынужден сделать то, что нужно вам, – уже более спокойным тоном сказал герцог. – Прошу, удовлетворитесь этим, а меня оставьте в покое.
При этих словах он неторопливо протянул руку и позвонил. Внезапно он остро ощутил аромат ее экзотических духов. Нет, он не забыл этот пряный запах, который еще долго держался на его одежде уже после того, как он уходил от графини.
Открылась дверь, на пороге появился дворецкий.
– Прощайте, графиня, – сказал герцог. – Вы были очень любезны, что навестили меня. Разумеется, я буду ждать дальнейших подробностей, касающихся нашей беседы.
Изабель протянула руку, и он слегка прикоснулся к ней губами. Графиня направилась к двери, где ждал дворецкий, а герцог вновь отошел к окну. У него не было больше сил смотреть на нее.
Он услышал стук затворившейся двери. Больше не нужно было соблюдать внешние приличия.
Герцог разразился чуть слышными проклятиями, желая, чтобы Изабель сама испытала те адские мучения, которым подвергла его. Он же обречен был мучиться до конца своих дней.
Глава вторая
– Я буду очень скучать без вас, матушка! От всего сердца благодарю вас за всю вашу доброту ко мне. – Голос Сефайны звучал так искренно, что настоятельница улыбнулась.
– Сефайна, ты всегда была старательной ученицей, – сказала она, – и надеюсь, живя в миру, ты не забудешь, чему тебя учили мы.
– Я буду помнить все! – взволнованно обещала Сефайна. – По правде говоря, мне очень не хочется уезжать отсюда.
Настоятельница ласково положила руку на плечо девушки.
– Но ты уже выросла и должна занять свое положение в свете. Не забывай, есть люди, которые захотят следовать твоему примеру и которых ты будешь вдохновлять. Ты не должна разочаровать их.
– Постараюсь, – горячо ответила Сефайна.
– Да будет с тобой Господь, дитя мое, – сказала настоятельница.
Сефайна сделала реверанс, поцеловала руку своей наставнице и направилась к двери.
Настоятельница смотрела ей вслед с нежностью, но и с тревогой. Ей не понравилось письмо графини Седжуик, такое холодное и бесчувственное – ничего, кроме указаний о том, когда и как Сефайна должна выехать в Англию.
Настоятельница подумала, что, вернувшись домой, Сефайна будет тосковать по своей покойной матери даже сильнее, чем в первые дни в монастырской школе. Тогда же ее горе было безутешным. В школе она постепенно от него оправилась, но лишь потому, что как монахини, так и ученицы, девочки из знатных семей, очень бережно относились к ней. Окруженная их вниманием, она привыкла к школе и полюбила ее. Проезжая по улицам Флоренции, Сейфайна прощалась с ней. Нигде в мире, даже в Англии, думала она, нет другого такого прекрасного города, свидетеля стольких исторических событий.
